11. Но чтобы ты уразумел, что прямого уважения не получить от этих призрачных честей: если человек, многократно отправлявший консульство, по случаю придет к варварским народам, сделает ли должность его уважаемым средь варваров? 12. Будь это у почестей природное преимущество, они не теряли бы своей силы ни в одном народе, подобно тому, как огонь нигде не земле не перестает быть горячим. 13. Но поскольку эту способность придает им не собственная их суть, но неосновательное людское мнение, они улетучиваются, едва оказавшись среди тех, кто не считает их почестями.
14. Но это у внешних народов: а среди тех, у кого сии чины возникли, разве вечно они пребывают? 15. Претура, некогда великая власть, ныне пустой звук и тяжкое бремя сенаторскому сословию; если встарь кто заботился о продовольствии народа, в великой бывал чести, ныне же — что этой должности презреннее? 16. Ибо, как мы сказали немного раньше, вещи, лишенные всякой собственной красы, то получают блеск, то его утрачивают во мнении тех, кто ими пользуется.
17. Итак, если чины не могут сделать никого уважаемым, если, кроме того, их марает прикосновенье дурных людей, если с переменами времени они перестают блистать, если они дешевеют от людского мнения — какая в них заключена желанная красота, не говоря уже о способности придать ее другим?
IV
V
1. Или, может, царства и дружеское с царями обхождение способны сделать человека могущественным? «Почему нет, коли их благоденствие непрестанно длится». 2. Но полна примеров древность, полон и нынешний век, как цари сменяли благоденствие на злополучие. О преславное могущество, которое и для сохранения самого себя оказывается недостаточно действенным!
3. Если же эта власть над царствами есть источник блаженства, разве она, в каком-нибудь краю отсутствуя, не должна уменьшать счастье, приносить страданье? 4. Но хотя широко простираются людские державы, неизбежно остается куда больше народов, над коими никакой царь не властвует. 5. А где прекращается сия сила, делающая людей блаженными, туда вкрадывается бессилие, делающее их несчастными; таким образом царям неизбежно достается большая доля несчастья, чем благополучия.
6. Тиран, познавший опасности своего жребия, уподобил страх, причиняемый царством, боязни меча, над головой висящего{106}
. 7. Что же это за власть, которая изгнать укусы тревог, спастись от жала боязней не в силах? Конечно, владыки хотели бы жить спокойно, но не могут: и после этого хвалятся властью! 8. Сочтешь ли ты человека могущественным, если видишь, что он желает того, чего не может добиться; сочтешь ли могущественным того, кто окружает себя клевретами, кто страшащихся его сам сильнее боится, от чьих слуг зависит, чтобы он выглядел могущественным? g. Нужно ли мне говорить о тех, кто близок царям, если я могу показать, что сами царства исполнены столь великой немощи? Сих приближенных повергает царская власть, часто невредимая, часто пошатнувшаяся. 10. Нерон Сенеку, товарища и наставника своего, принудил избрать себе кончину; Папиниана, долго меж придворными могущественного, предал солдатским мечам Антонин{107}. 11. А ведь оба хотели отречься от своего могущества, а Сенека пытался даже имение свое передать Нерону и удалиться на покой{108}; но так как обреченных рухнуть увлекает само их величье, ни тот, ни другой не исполнил желаемого. 12. Итак, что это за могущество, которого страшатся им обладающие, которое когда хочешь иметь, не живешь в безопасности, и когда желаешь сложить, никак не можешь? 13. Защитят ли друзья, которых тебе не добродетель, но Фортуна приобрела? Но кого другом делает счастье, того злополучье недругом сделает. 14. А какая чума сильней вредит, чем недруг средь близких?V
VI
1. И слава сколь часто обманчивою, сколь часто стыдною бывает! Поэтому справедливо восклицает трагик: