Утешение философией

1. Теперь достаточно показан образ мнимого счастья; если ты внимательно его рассмотрел, порядок рассуждения требует далее показать, каково счастье истинное. — 2. Конечно, — говорю, — я вижу, что нельзя достичь ни богатством самодостаточности, ни царством — могущества, ни чинами — уважения, ни славою — знаменитости, ни наслаждениями — радости. — А причины, почему это так, ты постиг?— 3. Кажется, я смотрю на них словно через узкую скважину, но желал бы от тебя сведать о том яснее. — 4. Объяснение весьма доступно. То, что по природе просто и неделимо, человеческое заблуждение разделяет и уводит от истинного и совершенного к ложному и несовершенному. Или ты думаешь, что ни в чем не нуждающееся лишено могущества? — Никоим образом. — 5. И справедливо: ведь если есть что-то, в некотором отношении недостаточно сильное, по необходимости оно будет нуждаться в чужой помощи. — Да, так. — 6. Таким образом, у самодостаточности и могущества природа одна и та же. — Видимо, так. — 7. И что же, как ты считаешь, такого рода вещь должна быть презираема или, напротив, паче всего достойна уважения?—В этом, — отвечаю, — нельзя усомниться. — 8. Тогда причтем к самодостаточности и могуществу еще и уважение, дабы рассматривать эти три как одно. — Причтем, если хотим признать истину. — 9. Что же, — говорит она, — считаешь ли ты это единство безвестным и ничтожным или славным всяческою знаменитостью? 10. Посмотри, как бы то, что ты признал ни в чем не нуждающимся, могущественнейшим и достойнейшим всякой почести, не оказалось лишенным славы, которую оно не может доставить себе, и из-за этого не показалось бы в некотором отношении более низким. — 11. Не могу не признать, — говорю я, — что эта вещь, какова она есть, также и славнейшая. — 12. Следственно, мы должны признать, что слава ничем не отличается от трех вышеупомянутых. — Должны. — 13. Итак, то, что не нуждается ни в чем чужом, что может все совершить своими силами, что славно и достопочтенно, — не явствует ли, что оно, кроме того, исполнено радости?— 14. Не могу помыслить,— отвечаю, — откуда бы в него вкрасться какой-нибудь печали; поэтому необходимо признать, что оно полно радости, если держаться сказанного раньше. — 15. Кроме того, в силу вышесказанного необходимо, что хотя названия самодостаточности, могущества, славы, уважения, радости разные, однако сущность их никоим образом не различается. — Это необходимо, — отвечаю.

16. — Итак, то, что едино и просто по природе, человеческая ущербность расчленяет и, силясь стяжать часть вещи, частей не имеющей, не обретает ни доли, которой не существует, ни целого, которого отнюдь не жаждет. — 17. Каким же, — говорю, — образом? — Кто, — отвечает она, — ищет богатств, избегая скудости, не заботится о могуществе, но предпочитает оставаться ничтожным и безвестным и даже отказывается от многих естественных удовольствий, лишь бы не потерять накопленных денег. 18. Однако таким способом не достается самодостаточность тому, кого силы покидают, кого тяготы жалят, кого ничтожество унижает, кого скрывает безвестность. 19. Кто же вожделеет лишь могущества, расточает казну, брезгает наслажденьями и почестью, могущества лишенной, и самое славу не ценит. 20. Но ты видишь, сколь многого ему недостает; ведь иной раз он нуждается в необходимом, снедаемый тревогами, а поскольку не может их разогнать, теряет даже то, к чему больше всего стремился, — могущество. 21. Подобным же образом можно рассудить о почестях, славе, удовольствиях; ведь поскольку всякое из них есть то же, что прочие, любой, кто добивается какого-нибудь из них без прочих, не овладевает и тем, чего жаждет. — 22. А что, — говорю, — если бы кто-нибудь желал получить все разом? — Значит, он желал бы высшего блаженства; но разве обретет он его в тех благах, кои, как нами показано, не могут дать того, что сулят?—23. Никоим образом. — Итак, в этих вещах, кои, взятые по отдельности, считаются способными доставить тот или иной предмет желания, никак не следует искать блаженства. — Согласен, — говорю, — и нельзя сказать ничего справедливей.