Утешение философией

О слава, слава! смертным ты бесчисленнымИз ничего вздуваешь жизнь великую!{110}

2. Ведь многие часто получали великое имя благодаря ошибочным мнениям народа. Что постыднее можно выдумать? В самом деле, те, кого превозносят без оснований, сами должны были бы устыдиться этих похвал. 3. Если бы оные добыты были заслугами, что они прибавили к совести мудреца, который свое благо измеряет не народной молвой, но истиною совести? 4. Если прекрасным кажется распространять свое имя, следовательно, позорным считается быть в безвестности. 5. Но поскольку, как я сказала раньше, неизбежно будет множество народов, до которых не добраться славе одного человека, выходит, что тот, кого ты считаешь славным, в ближайших частях мира оказывается бесславен. 6. Среди всего этого народную приязнь я считаю недостойной и упоминания, ибо она не происходит от разумного суждения и никогда не бывает долгой и прочной.

7. Далее, кто не видит, сколь пусто, сколь ничтожно имя знатности? Если она обязана собою известности, она чужая; ведь знатность, как представляется, есть некая слава, происходящая от заслуг предков. 8. А если известность порождается молвою, по необходимости должны быть известны те, о ком идет молва, потому тебе блеска не придаст чужая известность, если своей не имеешь. 9. Если же есть в знатности какое-то благо, то, полагаю, лишь одно: наложенная на знатных обязанность не вырождаться из доблести предков.

VI

Роду людскому всему на земле одинаково рожденье{111};Ибо отец один у вещей, управитель всем единый,Месяцу рог и Фебу его лучезарность даровавший.Он даровал и землям людей, и созвездья небосводу.5 В теле дух он замкнул, от жилищ возвышенных приведенный.

Был росток, всех смертных на свет произведший, благороден.Что же о роде, о предках своих вы шумите? В рассмотреньеБога-Творца и исток свой прими: не окажется безродных,Кроме лишь тех, кто, вдавшись в порок, отдалится от начала.

VII

1. Что же мне говорить об усладах телесных, кои наполняют тебя беспокойством, пока ты их жаждешь, и раскаяньем, когда насытишься? 2. Сколь тяжкие болезни, сколь несносные скорби, как бы плод беспутства, обыкновенно производят они в теле тех, кто их вкушает! 3. Какую отраду доставляет их движенье{112}, не знаю; но что исход удовольствий печален, поймет всякий, кто захочет вспомнить свои наслажденья. 4. Если они могут делать людей блаженными, нет причины, почему бы не назвать блаженными и животных, у которых все стремление к тому, чтоб утолить телесные нужды. 5. Отрада, без сомнения, благороднейшая заключена в жене и детях, но есть высказывание, слишком верно соответствующее природе вещей, что кто-то нашел в сыновьях своих мучителей{113}. Как гложет душу участь детей, какова бы она ни была, не нужно тебе напоминать, испытавшему это и доныне за них тревожному. 6. В этом предмете я соглашаюсь с суждением моего Еврипида{114}, сказавшего, что лишенный детей счастлив в несчастии.

VII

Так со всяким наслажденьем{115}:Колет тех, кому отрадно,

И с пчелой летучей сходно,Прелюбезный мед изливши,5 Прочь несется и укусомУязвляет долгим сердце.

VIII