Утесов. С песней по жизни

У меня дома это приглашение сначала приняли в штыки. Я воспитывался в такой семье, где детей не полагалось отпускать в незнакомые дома. Все же я уломал родителей и даже начал клянчить подарок для девочки. Кольцо или ожерелье, что-то вроде этого. Сами понимаете, какая была реакция.

И вот я пришел на Надеждинскую улицу. Большая квартира, детская комната. И в этой детской очень много народа. Знакомых нет никого, кроме одного мальчика – Алика Менакера, к которому я ходил на ёлку и на день рождения.

Эдита сказала, что будем обедать вместе со взрослыми. Мы все запротестовали, мол, с ними неинтересно, скучно. Однако она нас убедила, и мы были вынуждены праздновать с взрослыми. Взрослые были такие – Михаил Зощенко, Исаак Бабель, Владимир Маяковский, Владимир Софроницкий, Владимир Горовиц…

Для нас они были никто. Понравился нам лишь дядя Володя Софроницкий, потому что он любую фразу мгновенно мог прочитать сзади наперед. Мы проверяли, даже писали на бумажках – все сходилось. Понравился нам и дядя Володя Горовиц, потому что мы ездили на нем верхом, играли в нечто вроде конницы. Ему было лет 26, он только что закончил киевскую консерваторию и приехал в Петроград на гастроли. Незадолго до его кончины я напомнил ему про конницу, но оказалось, что он начисто забыл об этом забыл. Видно, ему не привыкать, что все ездили на нём верхом.

Однако хозяина долго не было, он задержался на концерте. И вот появился дядя Ледя. Ну что там Бог в трёх лицах – этот дядя был в сорока лицах. Он играл для нас, для детей, на скрипке, на саксофоне (который тогда был ещё в диковинку, новый инструмент), стоял на голове, прыгал, делал сальто, рассказывал анекдоты, показывал фокусы…

С тех пор у нас и завязались близкие отношения. Сначала, как у старшего с младшим. Я называл его дядя Ледя, он меня – Ника. Потом я стал звать его Леонид Осипович, он меня – Никита. Позже я стал звать его Лёдя и на "вы". А потом мы с ним выпили на брудершафт и стали Лёдя и Никита. И он мне даже сказал:

– Если ты назовешь меня по имени-отчеству, я подумаю, что ты на меня за что-то обиделся.

P.S. Как-то на дне рождения у вышеупомянутого Алика Менакера (впоследствии известного артиста эстрады, отца Андрея Миронова) с маленьким Никитой произошел трагический случай. Он расшалился и разбил большую вазу. Когда на шум прибежал старший Менакер, то стал плакать и говорить:

– Простите меня, дядя Сёма. Простите, я разбил такую красивую новую вазу.

С натянутой улыбкой глава семейства слегка вздохнул и сказал:

– Не волнуйся, Ника. Она не такая уж и новая – ей двести лет.

* * *

Из-за своих актёрских пристрастий, в данном случае это определение точнее, чем амплуа, и нравственной позиции Утёсов любил играть на драматической сцене вообще и в «Свободном театре» в частности эдаких домашних философов, на первый взгляд, неудачников, мало чего добившихся в жизни, не поднявшихся высоко по социальной лестнице. Однако много понимающих в этой жизни, служащих для родных и близких эталоном природной мудрости. Со стороны эти доморощенные мудрецы кажутся смешными, однако весь уклад их существования, сентенции и афоризмы этих людей благородного сердца служат для окружающих духовными ориентирами.

Сколько таких персонажей, хорошо знакомых зрителям, переиграл Утёсов за время своих поездок по украинским местечкам! Как правило, такие пьесы позиционировались авторами как комедии, но Леонид Осипович в первую очередь старался показать трагедию маленького человека, печальную судьбу людей, родившихся в чуждую им эпоху, когда свои корявые законы всё больше начинают диктовать деньги. К его любимым героям такого типа следует отнести Иошке-музыканта из комедии О. Дымова «Певец своей печали» и конторщика Сонькина из пьесы С. Юшкевича. Кстати, один раз конторщик говорит про себя симптоматичные слова: «… вот вам и Сонькин, вот вам и маленький человечек! Не шутите с маленькими человечками!»

К персонажам такого типа принадлежит и главный герой пьесы «Мендель Маранц», которую в «Свободном театре» Утёсов играл раз сто пятьдесят. Это была его коронная роль.