Утесы Бедлама

Пока мы шли, лес становился гуще. Мы вернулись на стеклянную дорогу. В плотной пыльце не было смысла блуждать по лесу: если бы Анка хотела найти нас, она бы увидела следы, какой бы путь мы ни выбрали. Но я ее не видел. Лишь скрученные полосы света оставались там, где птицы и летучие мыши летали между ветвей. Извилистая дорога шла вверх, медленно уводя нас в новые горы, которых пока что не было видно. Мороз усилился, и стеклянная дорога покрылась инеем. Все растения умеренных широт, которые росли под деревьями, завяли. Корни исполинских деревьев переплелись между собой, образуя то непроходимые узлы шириной в фут, выходившие на дорогу, то узоры, возвышавшиеся над ней. Возможно, когда-то лесники ухаживали за ними и стригли корни. Деревья создавали живые туннели, в которых было теплее и по-прежнему цвел свечной плющ – так обильно, что сияние в воздухе казалось странным солнечным светом, в котором исчезали все тени. Иногда на глаза попадались каменные обломки или безнадежно разрушенная резьба, но было невозможно определить, насколько старыми они были.

Иногда мы входили в участки без пыльцы. Причины тому были непонятны: в воздухе словно появлялась бездна, клочок темноты, на который не обрушивался звездный свет, и каждый раз Рафаэль колебался. Он не просил помощи, но я продолжал говорить и направлял его в центр дороги.

Мне тоже пришлось остановиться, когда мы подошли к месту, в котором что-то свалило деревья. В кроне зияла огромная дыра, через которую падал звездный свет. На дороге лежал огромный обломок древнего арочного прохода.

– Боже… Что это? Как это здесь оказалось? Катапульта или?.. Люди строили дома в деревьях?

– Не знаю. Я не был здесь с детства. То есть… уже больше ста лет, – нервно ответил Рафаэль. Он словно боялся, что мог замедлиться и никогда не очнуться вновь, если будет думать об этом слишком много.

– Дай руку, – сказал я, пытаясь вернуть его в реальность. Я взобрался на камень. – Да… Обломок упал с высоты, потому что разбил стекло.

Стеклянная кладка дороги покрылись сеткой трещин. Некоторые камни разрушились много лет назад, и дожди обточили их острые края.

– Осторожнее, – предупредил Рафаэль.

– Что? – переспросил я и затем ударился головой о что-то. Удар не был сильным, и я почувствовал, как предмет отлетел в сторону. – Что это было?

Рафаэль поднялся на камень, потянулся и что-то схватил. Я ударился головой о бревно, парившее в воздухе. Когда Рафаэль отпустил его, оно начало медленно вращаться. Бревно поросло мхом по краям. Я поднял голову. В воздухе висело много бревен: некоторые замерли на одном месте, другие очень медленно вращались. Дыра, пробитая в кроне, была ровной. Примятые ветки и хвоя уже выпрямились, столкнулись со сломанными ветвями и начали закрывать брешь. Ветра не было, поэтому пыльца не могла подняться в воздух. В отверстии было очень темно. На землю, как солнечный свет, падал столп темноты. Я вытянулся и дотронулся до бревна. Мне пришлось надавить на него, чтобы оно опустилось. Древесина была достаточно прочной, чтобы выдержать ребенка.

– Пойдем. Нам лучше идти, – сказал Рафаэль.

Я обернулся.

– Я не видел ее.

– Я беспокоюсь не из-за нее. Я чувствую себя немного… – Рафаэль тряхнул головой. – Ворота здесь. Можешь оставить меня. Меня кто-нибудь увидит.

– Хорошо. Мы найдем кого-нибудь, и тогда я пойду.

Рафаэль спрыгнул на землю. Я замешкался, потому что камень, на котором мы стояли, был отвесным с другой стороны. Рафаэль спустил меня. Теперь я не почувствовал напряжения в его руках. Он словно поставил на землю куклу.

– Спасибо.

Он отпустил меня.

– Ты вернешься в Бедлам, когда… закончишь? – спросил я.

– Нет. У них есть маркайюк и Акила. Я мог бы вернуться, но мне кажется, что я сойду с ума и сброшусь со скалы. Я хочу остаться в монастыре.

– Я смогу приезжать к тебе?

– Они могут выписать разрешение, – медленно сказал Рафаэль. – Но я сомневаюсь, что ты захочешь вернуться через двадцать или тридцать лет.

– Откуда ты знаешь, что это продлится так долго? Ты только что потерял семьдесят лет и провел в сознании всего несколько. С чего ты взял, что…

– На превращение уйдет сто лет. Примерно. – После недолгого молчания Рафаэль продолжил: – Если бы я был в безопасности, а не в глухом лесу в последний раз – тогда, с Гарри, – я бы не проснулся так быстро. Я не должен был очнуться. Последние годы… Это как проснуться посреди ночи.

– Значит, в следующий раз…

– Я не знаю. Возможно, полчаса, как сегодня. Возможно, дольше. Это похоже на сон. Ты спишь урывками, продолжаешь просыпаться и, наконец, перестаешь.

– А потом? – спросил я, не в силах объяснить, что конкретно имел в виду. Если я просыпался посреди ночи, я бродил по дому, разговаривал со своей собакой и открывал окна. Но я никогда не помнил об этом на следующий день и всегда испытывал странные чувства, увидев окна, распахнутые настежь.

– А потом, если мне повезет, я буду как Томас. Жить. Думать, говорить. Медленно. – Рафаэль потер запястье, обвязанное веревкой.