Утилизация (СИ)

— Всё расскажем, — перебила я хор голосов. — Дайте поесть. Мы голодные.

Настроение девчонок было на подъёме, они и до нас о чем-то весело болтали и смеялись. Мы с Лизой сели с краю на свободные места.

На столе стояла большая кастрюля, я заглянула в неё. Окрошка! В жаркий день — изумительное холодное блюдо. Наши повара решили не заморачиваться порциями. В большой чашке стояло гора картофельного пюре, обложенного котлетами, рядом на плоской тарелке высилась стопка блинов, соседствующая с упаковкой сгущенки и большой кувшин ягодного морса.

Мама дорогая. У меня глаза разбежались от всей этой вкусноты. Я помешала поварёшкой в кастрюле, налила окрошки себе и Миле. Стопки тарелок стояли тут же.

— Муж из еды понимал только мясо и картошку, мясо и картошку, иногда можно макароны и пирожки, овощей в принципе не ел, — сказала Софа, накладывая картофельное пюре. — Столько скандалов было из-за еды, и никогда ведь не угадаешь, кубиками или соломкой ему надо.

— Бывшему всё надо было переперчить, — сказала Жанна, потягивая морс из кружки.

— Да, точно! — поддержала Ирочка, — такое перчёное, что в рот не возьмёшь.

— И моему, — подтвердила Нина.

— Когда от него ушла, первая радость была от еды. Есть то, что хочется, без оглядки на чудовище. Такой кайф, — сказала Софа.

— Мой сначала разжирел до ста сорока килограммов, потом придумал сесть на правильное питание. По несколько контейнеров каждый день барину на работу готовила. Он ни в чем не помогал. Сумки из магазина как лошадь таскала. Денег не давал, жили на мои. У меня работа, дети, уборка, готовка. Он придёт домой и матом…, уйди с глаз.

Мои воспоминания были примерно такие же, как у Вики. Агрессивно, жёстко, пренебрежительно он указывал мне моё место. Близкий любящий человек, как я считала, моя опора и защита, на самом деле, опасный хищник.

— А потом началось. Каждую пятницу надухарится, разоденется, везде побреет, машину намоет и до вечера воскресенья к родителям и друзьям в пригород.

— Где везде побреет? — Мила заинтересовалась.

— Внизу.

Девчонки рассмеялись.

— Ох, я сейчас вспомнила. Мой как-то пришёл, а лобок коротко подстрижен, — сказала Нина. — Я говорю, кому показывал? Он распсиховался, типа мужики в бане его обсмеяли, поэтому постриг. Обиделся, пошёл в кухню спать. Потом меня еще виноватой выставил. Сейчас поняла. Врал. Думаю, налево ходил.

— А мой изменял? Как думаете? — спросила Вика.

— Викуля, кто же лобок бреет, когда к друзьям едет? — ответила Жанна.

— Ну, да. И на телефоне всегда пароль. В пятницу пьяный пришел, уснул, а в четыре утра смс-ки посыпались. Я увидела адресат — имя отчество, полезла в интернет, у них юристка с таким именем. Спросила у знакомой в их конторе, где та мадам, она ответила, что в пятницу та легла на операцию в гинекологию.

— Какая операция, узнала? — спросила Жанна.

— Нет.

— Думаю, аборт, возможно, на позднем сроке.

— Я почему-то так сразу подумала.

— Не договор же она собралась обсуждать в четыре утра, — заметила Нина.

Вика тяжело вздохнула.

— Да, пошёл он. На себя злюсь. Десять лет как раб на галерах.

— Они сильнее нас. Их людьми-то сложно назвать. Это монстры, их не переиграешь, — сказала Софа, — вычерпают мозг чайной ложкой.

Девчонки, которые сидели лицом к двери мгновенно перестали улыбаться. Я оглянулась. В столовую входили четверо охранников. Все как один одетые в серые рубашки с коротким рукавом и чёрные брюки, как будто им только что выдали новую униформу.

Разговоры смолкли, за столом повисло напряжённое молчание.

— Сейчас нагадят, — тихо сказала Нина.

— Пусть попробуют, — зло огрызнулась Мила. — Я не намерена молчать.

Неожиданно охранники сели рядом с нами по обе стороны через один свободный стул. Акула взял кастрюлю с нашего стола и переставил к ним. Напротив меня чуть наискосок оказался Саба, с наглой ухмылкой посмотрел на меня. Я с трудом доела окрошку, чувствуя, как она просится назад.

Дыхание сбилось, в глазах запрыгали точки, на лбу выступила испарина. Саба раздевал взглядом, мерзко лыбился, а я опять была в роли мыши под веником? Я хочу страдать, мне нужна боль? Это моя потребность терпеть издевательства? Мысль молнией пробила сознание. Мне показалось, что пол подо мной закачался. Стало ясно как день, я сама создаю свою реальность.

На сознательном уровне я рассуждала правильно, понимала проблему, но мои истинные настройки легко считал хищник доминант. Он усмехался мне в лицо, поняв мою суть. И почему я такая хорошая находилась рядом с подобным монстром, как Саба, поддерживала его всеми своими убогими реакциями, своей заботой и любовью. Я словно из плоской проекции попала в картинку 3Д.

Стараясь отвлечься, я взяла чистую тарелку, положила картошки с котлетой, поняла, что не могу проглотить и кусочка. Сосредоточилась на дыхании. Не хотелось бы, чтобы сейчас мой голос дребезжал как рассохшееся колесо.

— Ир, а Ир.

Мальвина, угрюмо поливавшая блинчик сгущёнкой, подняла на меня настороженный взгляд.

— Что?

У меня стояла пятёрка по сценической речи. Набрав полную грудь воздуха, я спросила.

— А у Сабы лобок бритый?

* * *