– Да? – разулыбалась расхваленная хозяюшка и заторопилась рассказывать дальше: – Так вот, я же говорю, Поленька его делает необыкновенно вкусно. А я несколько модернизировала рецепт, и мне кажется, что это пошло ему только на пользу. Я не пеку из покупной муки, а сама ее делаю: проращиваю зерна пшеницы или ржи, высушиваю, а потом перемалываю на небольшой электрической мельничке. Дело в том, что настоящая мука не может храниться долго, она сразу же окисляется после обмолота и теряет свои вкусовые и полезные качества. А я намелю и готовлю, и закваска простая, на меду, у меня всегда есть. Вот и пеку хлеб, ты его пробовал. Твоей бабушке очень нравится. Ну и пироги всякие и все остальное.
– Маняша, это именины желудка! Пять мишленовских звезд рыдают в канаве! – нахваливал Вершинин, дожевывая свой кусок. – Это обалденно вкусно!
– Вот и хорошо, – порадовалась девушка и спросила: – Еще будешь?
– Буду! – решительно заявил Вершинин.
А она хлопотала вокруг мужчины и рассказывала про свою подругу Полину, с которой они учились в одном институте и очень смешно познакомились. На большой перемене Марьяна нашла свободное местечко на скамейке, села рядом с девушкой, что-то ищущей в своей очень интересной сумочке, явно ручной работы. Ну и она полезла в свою большую котомку. Девушка достала вязание, устроилась поудобней и начала быстро-быстро вязать, даже не глядя на спицы. А Марьяна извлекла маленький переносной станочек и продолжила ткать пояс с древним рисунком. Они посмотрели друг на друга, рассмеялись и разговорились.
Так и выяснилось, что у них приблизительно одинаковые увлечения и интересы, а село Красивое обе посещают и даже руководителя Полины Павла Евгеньевича Костромина Марья знает и мечтает попасть в группу, с которой он ездит в этнографические экспедиции по стране.
Вскоре Марьяну зачислили в состав научной группы Костромина, и там девушки сошлись поближе. Но тогда большой и настоящей дружбы у них не получилось – что-то Полину угнетало, у нее в семье были проблемы, и она держалась особняком, хотя со всеми оставалась одинаково приветлива и дружелюбна, но закрыта.
А потом у нее случилась большая любовь с великим кузнецом Климом Ставровым, и она словно оттаяла, раскрылась. Ужасно романтическая история. Вот после ее замужества Марьяна с Полиной и стали настоящими подругами. А несколько месяцев назад у Полины с Климом родился сынок Святослав.
Вершинин слушал ее, объедался пирогом, запивая душистым чаем, сдобренным медом, и словно плыл в пространстве, наполненном уютом, духом домашней доброй выпечки, светлой чистой радостью обыкновенного бытия, в котором и рождается простое счастье…
И неожиданно остро на него снизошло откровение, как открытие, что озаряет ученого в моменты просветления, вводя в измененное состояние сознания, – он вдруг понял, что эта девушка есть то недостающее в его жизни, нечто главное, отсутствие чего он так остро чувствовал в последнее время, но не мог осознать, недоумевая, что так угнетает его и чего ему жизненно не хватает.
Она! Вот она может наполнить смыслом его жизнь, его творчество – его альфа и омега. И лишь она может утолить все его печали и стать тем самым центром мироздания, к которому он всегда будет стремиться, где бы ни находился и что бы с ним ни происходило. Тем светочем, что может озарить его шальную жизнь.
Вершинин даже испугался масштабности и глубине посетившего его откровения и постарался мысленно от него отгородиться, жестко напомнив себе, что такие эмоции – это не его история, быстро приписав все слишком сильным чувствам, что пережил сегодня.
Чувствам, ощущениям и потрясениям.
И, торопливо доев второй кусок пирога, позвал ее спать, просто спать, в смысле «баю-бай» – подальше от непрошеных откровений и необыкновенно чувственного секса, провоцирующего эти откровения.
Вершинин проснулся как-то в один миг в самое раннее еще и не утро даже, а предутро, когда ночная тьма уж отступила и горизонт на востоке просветлел дальним пока еще солнцем, размывшим все вокруг акварельной неопределенностью линий.
Григорий открыл глаза и увидел Марьяну, спящую на боку, лицом к нему. Она разрозовелась во сне, губы припухли от его страстных неосторожных поцелуев, крупный локон волос, закрученный на кончике крутой кудряшкой, лежал у нее на щеке. Вершинин осторожно убрал локон с ее лица, откинув назад, положил ладонь ей на шею под затылком и медленно, еле касаясь, провел рукой вниз по спинке, одновременно отодвигая простынь, прикрывавшую ее наготу, и посмотрел на открывшуюся роскошь ее груди…
И вдруг его пронзило мыслью:
«Моя! Моя девочка!» – так бабахнуло в разум, в кровь, в пах, что вмиг стало жарко.
И он провел уже с нажимом, чтобы чувствовать всю шелковистость ее кожи, погладив ягодицу, провел по ноге до колена, прихватил, закинул себе на бедро и прижал, придвинул ее к себе и поцеловал всерьез, утверждая свое право. И, не прерывая поцелуя, поглаживал, ласкал и так и взял, до самого конца не прерывая свой неистовый поцелуй.