Утонувший в кладезе

– Талант и существует для того, чтобы им рисковать… Знаете, сыне, по-моему, вы слишком легко жили все эти годы. Все ваши проблемы касались вас одного. Или вас и таких, как вы… Но есть в мире и другие люди. Те, кто не только ненавидит, но допрежь всего любит. Те, кто не столь уверен в себе, сколь вы. Те, кто присно вынужден жить рядом со страхом, зато находит в себе силы победить оный страх.

– Но… – сказал Свет. И замолк.

Она говорила странные вещи, о которых он ввек не задумывался, но получалось, что она попадала в самую точку. Именно так он и жил – без любви, но с ненавистью; с уверенностью, но без нерешительности, без страха… Но и без смелости, ибо все познается в сравнении. Ибо не зря боги все в подлунной поделили пополам и всему дали пару. Мраку – свет, силе – слабость, глупости – ум… А мужчине – женщину. Или женщине – мужчину, кому как нравится…

И сами боги поделены на пары. Дажьбог с Мокошью, Марена с Велесом, Ярило с Костромой, Хорс с Купалой. Красавица Додола – с громилой Перуном – что может быть нелепее такой пары? И тем не менее она существует.

Лишь Семаргл оказался один-одинешенек. Впрочем, Сварог – тоже без пары, но это лишь исключение, подтверждающее правило. Породителю не нужна пара – иначе он будет всего лишь одним из двух родителей, отцом, который без матери – совершеннейшее ничто… А вот Семаргл – это уже перевесок, это уже из ряда вон выходящее, то, чего попросту не может быть!

Последняя мысль ужаснула Света. Знали бы о ней Кудесник и Великий Волхв… Хватайте еретика, братие! На дыбу его, братие, на кол! Помнит кто-нибудь, как сажают на кол? Нет?.. Ну ладно, летописцы отыщут…

Но ведь даже в волшебной науке – есть парные заклятья. И Дневному волшебству сопутствует Ночное… Так почему же в среде колдунов этот фундаментальный закон, закон парности, нарушается? Почему в Колдовской дружине много волшебников и мало волшебниц? Ведь среди детей начатки Таланта встречаются примерно поровну – и у девочек, и у мальчиков. Но из тысячи девочек девятьсот девяносто девять волшебству предпочитают материнство. Не случайно ведь влияние додолок столь велико!.. Что это – грубое нарушение законов природы? Или просто законы ее несколько иные, чем нам кажется?..

Всем ведь известно: Дневные волшебники уверены в себе, никого не боятся и всегда имеют кусок пшеничного хлеба с вологодским маслом.

Так почему же девятьсот девяносто девять из тысячи готовы сменить уверенность и сытую жизнь без страха на сомнительное счастье родить ребенка? Добровольно готовы, а не потому что подверглись изнасилованию… Да, кстати… А почему боги устроили подлунную так, что перенесенное насилие полностью и окончательно ломает судьбу человека? Ведь даже биологической ответственности у изнасилованной – буде нет зеленца – не наступает! Так почему же наступает магическая? Я бы понял, если бы наказание в виде лишения Таланта наступало за прегрешения самой кандидатки в колдуньи… Так нет же, терпящая насилие тут же наказывается еще раз… Неужели для богов главным прегрешением является сам факт лишения девственности?.. Ну нет, тогда бы Мокошь не родила Дажьбогу Рюрика. И не стремилась бы тогда Додола отдаться всякому, кто попадается на пути… Нет, брате, есть тут какая-то логическая неувязка!

Сытая жизнь против сомнительного счастья – и девятьсот девяносто девять выбирают второе… Или, может быть, это счастье выглядит сомнительным лишь с моей точки зрения?!

– Мама, вы были несчастливы из-за меня?

Она выпрямилась, задумалась. Взгляд ее ушел далеко-далеко, в никуда. В прошлое.

– Когда вас, сыне, у меня забрали, я много лет считала себя самой несчастной женщиной в подлунной. Покуда однова не поняла: несчастье мое происходит вовсе не от того, что я лишилась сына. Несчастье мое – неспособность родить второго. Ведь появись у меня второй сын или дочка, жизнь моя вновь бы обрела смысл. Ибо возникло бы кого любить и о ком заботиться… Но ведь, с другой стороны, заботиться можно и о муже. А любить своего ребенка можно и на расстоянии. Главное, чтобы у него все было хорошо! А у вас, стрижик мой ясный, все было хорошо… И, поняв это, я перестала чувствовать себя несчастливой.

«Стрижик мой ясный!..» Сердце Света вдруг зашлось от какого-то странного чувства. Вновь захотелось плакать – но теперь не от тоски и растерянности, а от… Свет и сам не понял – от чего. И чтобы избавиться от этого непонимания, он сказал:

– А для нас матерью была колдунья Ясна. И не только матерью, но и первой любовницей. Не зря же говорят: «Не та мать, что родила, а та, что вспоила, вскормила да добру научила»!

– Это неправильная поговорка, стрижик мой ясный. Ведь жизнь-то вам дала я. Не будь меня, вы бы не достались этой своей Ясне. И потребуйся моему сыну урок любви, я бы тоже стала вашей первой любовницей… Но ведь вам, как я понимаю, такие уроки не требовались. И Ясна вовсе не сделалась вашей любовницей. Чего мне, к слову, очень жаль!..