Утреннее шоссе

Наталья подошла к таксомотору.

Клямин завалился на бок, дотянулся до скобы и отворил правую дверь. Наталья наклонила голову. В сумрачном салоне сияли ее глаза, светло-голубые - частица неба, которое сейчас омывало ее фигуру. Она молча придержала рукой сумку, села, оправила на коленях юбку, хлопнула дверью.

- Н у… здравствуйте, Антон Григорьевич, - проговорила она и повернула к Клямину открытое лицо.

Клямин запустил двигатель и направил автомобиль к городу.

Шоссе было довольно свободным. Машина шла резво. Руки Клямина лежали на руле с той профессиональной небрежностью, которая отличает мастера от дилетанта. Ссутулившись, он наклонился вперед, и вытянутый острый нос делал его похожим на птицу. То, что Клямин работает таксистом, было новостью для Натальи. Впрочем, какая разница - шофер микроавтобуса или таксист…

- Я вам звонила, звонила… - сказала она громко, чтобы скрыть волнение.

- В командировку уезжал, - проговорил Клямин в сторону. Он тоже волновался.

- И как прошла командировка? Все в порядке? - спросила Наталья.

Не ответив ей, Клямин съехал на обочину, остановился, среди вороха какого-то хлама в ящике отыскал металлический колпачок и накинул его на фонарик. Зеленый огонек погас.

Наталья засмеялась. Весело, громко. Словно рядом сидел ее старый знакомый, а не человек, которого она едва знает. Клямин заметил, что Наталья держится с ним свободно, без напряжения - так обычно ведут себя девушки, которые хотят понравиться.

- Как же прошла командировка? - повторила Наталья.

- Командировка? Кто ищет приключений на свою голову, он их найдет, - туманно произнес Клямин с полублатной интонацией, но тут же осекся, угадав, что это не понравится Наталье. - Ты уже привыкла к нашему говору?

- Такое впечатление, что многим так и не удалось закончить семилетку, - сухо ответила Наталья и пожала плечами. В ее тоне звучало детское высокомерие.

Клямин протянул руку, достал из ящичка коробку конфет и положил перед Натальей, ощутив на мгновение прохладу ее тугих коленей, обтянутых нейлоном.

Наталья притихла. Может быть, она впервые вдруг почувствовала угрозу, которую нес в себе этот в сущности незнакомый ей мужчина. Тогда, при первой встрече, она была во власти эмоций, сильного разочарования. Дни, проведенные в Южноморске, успокоили ее. Как ни странно, познакомившись с Кляминым, она в своем воображении все эти дни проводила с ним. Привыкла к нему так, словно все происходило в реальной жизни… И тут впервые, толчком в сердце, почувствовала вдруг расстояние между ними, их отчужденность.

- Отличные конфеты, Наташа. С ликером. - Клямина смутило ее молчание.

Так и не разобравшись в мимолетной тревоге, Наталья старалась вновь вернуться к своему доброму настроению. Она вскрыла коробку, взяла из бумажной люльки шоколадный колобок. Густой пряный ликер холодил нёбо…

Город уже принял их автомобиль. Улицы выпрямились. Белые, красивые дома тянулись ввысь.

Клямин видел крепкую щеку Натальи, ресницы, светлую волну волос, покатое левое плечо, тонкую, высокую шею… Чем тогда взволновала его Наталья? Сходством с той, что была запечатлена на фотографии, хранившейся в пыльном альбоме на шкафу? Сейчас Клямин этого сходства не улавливал…

Наталья обернулась и прямо взглянула на Клямина:

- Это все мамина сестра, Шура. Вы ее не помните?

Клямин сжал губы, обозначив в уголках рта светлые царапины ранних морщин.

- Тетя Шура, - продолжала Наталья, - сообщила в адресный стол вашу фамилию, имя, отчество. Она все о вас знала… Еще в Мурманске, где вы служили моряком.

«Какое-то свинство, но я действительно ничего не помню, - говорил себе Клямин. - Как же ее зовут, черт побери? Хотя бы проговорилась. А спросить неловко. Обидится за мать».

Деловито и обстоятельно Наталья рассказывала обо всем, что произошло за это время. Словно между ними не лежала та первая встреча.

- Мама вышла замуж за Геннадия, когда мне было несколько месяцев. И они переехали из Мурманска в Свердловск… Может, Генаха и неплохой человек, но я его со временем возненавидела.

Наталья говорила так, словно речь шла о каких-то посторонних людях. Клямин должен понять, что вопрос серьезный. Тут нельзя рубить сплеча. Хватит, она уже раз погорячилась - из автомобиля хотела выскочить… Но надолго ли хватит этого спокойствия? Если Клямину в тягость ее появление, зачем он приехал на пляж?

Наталья взяла еще одну конфету, придержала ее зубами, трогая кончиком языка чуть горьковатый шоколад.

А может, это спокойствие оттого, что она остыла к Клямину? Зачем врать себе: какое особое чувство она испытывала? Незнакомый дядечка… Впрочем, какой он дядечка? В управлении, где Наталья работала, ее внимания домогались и не такие, а постарше. Она помнит того, с дурацким шелковым платком вместо галстука, старого бабника, из-за которого пришлось уволиться. Никто об этом не знал, даже ее лучшая подруга Томка…

Наталья опустила глаза. Она увидела ногти с облезлым после мытья посуды лаком. Сжала ладонь в кулак и сунула руку в карман куртки…

Этот жест Клямин не оставил без внимания.

- Что дальше? Я тебя слушаю.

- Ну… Однажды Генаха поругался с матерью. Из-за меня… Летом. Окна настежь. Я подходила к дому и услышала, что Генаха орет… Ну, что я ему не дочь, из жалости, мол, пристегнул… Ах да, вспомнила. Я работала в Управлении железных дорог. И уволилась. Была причина. А Генаха полез в бутылку… В то время у нас гостила тетка из Мурманска, мамина сестра Шура. Она мне и рассказала про все… А куда мы едем?

- Ко мне.

- А как же ваши… домашние?

- Я живу один.