Утреннее шоссе

4

Скамья, которую обычно в это время занимал сосед Николаев, была пуста. «Что это старика-то нет? - думал Клямин, отворяя дверь таксомотора. - Не дождался своей жены? Видение ему было, ах ты черт!.. Вместо жены эта гнида Макеев к нему заявился». Клямин снял колпачок с фонарика, в углу лобового стекла заструился зеленый огонек… Все, можно продолжать работу. Вообще сегодня он работал на линии часа два, на больше. Так что о плане и речи быть не могло. Кстати, надо подъехать к парку, сдать бюллетень.

Едва он собрался включить двигатель, как заметил Борисовского-старшего. Сосед шел с портфелем. Вероятно, возвращался с работы. Клямин опустил стекло и приветственно помахал рукой. Борисовский кивнул.

- Послушайте, - произнес он, - где вы пропадали? Я поднимался к вам.

- В командировку погнали, - ответил Клямин. - У вас до меня дело?

- У меня до вас дело? Ха! Это у вас до меня дело.

- Что такое, Семен? Насколько я помню, наши пути пересеклись только раз.

Борисовский покачал головой и обиженно распустил губы:

- Вполне достаточно. Вы мне подложили хорошую свинью.

- Я?! - искренне удивился Клямин. - Или ваш Додик бросил скрипку? Мальчик пошел по плохому пути?

- Слушайте… Как вас зовут? Кажется, Антон Григорьевич? Так вот, Антон Григорьевич, вы забыли, что просили меня об одном одолжении? Правда, вы были тогда немного в подпитии. Словом, я выполнил вашу просьбу и попросил одного толкового лаборанта…

Клямин все вспомнил.

- Извините, Семен. Я действительно был тогда чертовски пьян. Я все вспомнил, извините.

- Что было, прошло. Но свинью вы мне подложили…

Таксист выжидательно смотрел на соседа.

- Тот порошок - очень ценный материал, - продолжал Борисовский. - Присадка к органическим соединениям. Он придает особый блеск, элегантность. Ткань после обработки этим порошком, как говорится, становится вечной. Не мнется, не рвется. У нас этот порошок пока не выпускают. Очень дорогое, сложное производство. Пока что им заниматься невыгодно - закупаем небольшими партиями за рубежом.

- Ну?

- Вот и «ну»! Человек, который держит это у себя в квартире, представляет интерес для милиции. Вы меня понимаете?.. Словом, когда тот лаборант прибежал ко мне, на нем лица не было. Он сказал: «Сема! Я вас не видел, вы меня не видели!..» А вы что, действительно не имели понятия об этом порошке?

Антон кивнул. Он ждал, что еще скажет Борисовский.

- Когда-то южноморские подпольные цеховики могли маму родную продать за килограмм этого импрегнатора. Они изготавливали всякие там кофточки и джинсы из левого товара. И вещь выглядела как заграничная. Даже фирменные бирки печатали и пришивали. Штаны продавались за двести рублей. Потом цеховиков пересажали. Дело заглохло. По крайней мере, в Южноморске… Что вы строите такие глаза, Антон? Или вы не читаете газет?

Клямин газеты почитывал от случая к случаю. Однако о нашумевшем деле, связанном с подпольным трикотажным комбинатом, он знал.

Борисовский-старший пожевал губами.

- Простите, Семен. - Клямин не мог справиться с собой. - Вы так напоминаете мне лошадь, простите бога ради. Но мне смешно.

Семен смотрел на Клямина крупными печальными глазами.

- Человек, который столько лет тащит на себе лабораторию… Вы представляете, Антон, что значит раздобыть, скажем, спектрометр? Когда нет сметы, а спектрометр нужен…

Клямин в достаточной степени оценил деликатность соседа и в полной мере прочувствовал свое дремучее невежество.

- Вы интеллигентный человек, - посрамленно вздохнул он. - Извините. Просто я нахал.

- А если по секрету? - прошептал Борисовский и наклонился к самому окну таксомотора. - Вы не пили сегодня? У вас так блестят глаза. - Борисовский со значением похлопал по холодной крыше автомобиля.

- Я думал напиться, Семен, и, поверьте, для порядочного человека это был бы повод. И еще какой! Но я, Семен, вероятно, большой подлец. Поэтому я - трезв. Но, клянусь вам, лучше бы я был пьян. И оставался дома…

Борисовский развел руками. Он был тактичный человек и уловил, что Клямин в каком-то смятении. А может быть, он расстроился из-за этого импрегнатора?

Очередную фразу, которую уже начали разжевывать толстые губы соседа, Клямин так и не услышал - он поднял стекла и включил зажигание.

Он ехал по городу. Сквозь поредевшие кроны просматривались могучие стволы платанов. Старая брусчатка мостовой билась под колесами, точно живая, и таксомотор недовольно кряхтел, громыхая всеми своими частями. И угораздило же Клямина продать отцу Андрею кое-какие детали машины - катается батюшка по своему приходу, службу несет. А новым таксомотором что-то пока не пахнет. Поторопился Клямин, ясное дело.

Еще несколько кварталов - и брусчатка кончится, пойдет нормальный асфальт…

Только сейчас Клямин взвесил слова, которые вскользь бросил Борисовскому. Он давно замечал за собой такую особенность: возвращаться к сказанному через какое-то время. В таких случаях он как бы оглядывался на пропущенную второпях картину.

Мысленно возвратился он и ко второй встрече с Натальей.