Увертюра ветра (СИ)

   Когда мы прошли почти половину пути обратно, Shie-thany остановилась. Я не сразу понял, что ее мягкая поступь больше не звучит в такт моей, и остановился на три шага позже.

   - Ты не вернешься со мной? - глупо спросил я, первым нарушив молчание. Под ее странным, непонятным взглядом мне было неуютно.

   Миринэ покачала головой.

   - Нет. Попрощаемся здесь, - и, помолчав, добавила: - Я проложу вам дорогу. Вы быстро доберетесь до Арьеннеса.

   - Спасибо.

   Слова давались тяжело, и звучали на редкость фальшиво.

   Пауза затягивалась, превращаясь в молчание - вязкое и липкое, неприятное, обнимающее со всех сторон.

   - Ты права, - сказал я, неожиданно для себя. Миринэ удивленно вскинула на меня взгляд. - Права во всем, что сказала. Но я не могу рассказать. Пока. Это... Мне еще слишком... тяжело. Прости. Воспоминания... слишком ярки. И живы.

   - Пока ты их не отпустишь, они не утратят четкость, - тихо ответила она. Не осуждая, не поучая - просто говоря. И отчетливо переживая за меня.

   - Я не могу. Только не сейчас.

   Мир застыл еще одной паузой - давящей, не дающей вздохнуть. Словно в капельке янтаря.

   Паузой, когда, наверное, уже давно стоит уходить и прощаться, а мы не уходим.

   - Когда ты пришел, - негромко начала она, и я понял, что ошибался. Тишина была не тягостной, а выжидающей; сотканной из ее молчания и незаданного вопроса, - то сказал, что больше не сказитель, и был в этом уверен. Но уже на Совете ты считал - играл? - иначе. На Совете - и после. До сих пор.

   - И что ты хочешь услышать? - голос вдруг сел, охрип, и неприятно царапал слух.

   - Где конец твоей игры? Ты принял себя, свою судьбу, поверил в себя - или только играешь?

   - Я не знаю, - когда молчание затянулось до невозможности, и не ответить я просто не имел права, сказал я. - Я хотел бы, что бы все было так, но... Я не верю в себя, но делаю то, что должное, - и твердо закончил: - И буду делать. Не сомневайся.

   - Если ты не веришь в правильность того, что делаешь, все зря.

   - Миринэ, я не могу верить в себя, пока всё твердит об обратном. Если Она протянет мне руку, если Она покажет, что это мой путь - я поверю. Ей.

   - Ты должен поверить не Ей, а в себя. Вне зависимости от того, что Она скажет и сочтет нужным.

   - Что я слышу? - пошутил я. - Shie-thany признает, что Она может ошибаться! - и продолжил, уже серьезно: - Верю я в себя или нет - мое дело. И разбираться с этим мне. А с тем, верю ли я в своей путь... в то, что я действительно elli-e Taelis и что я достоин им быть - Ей.

   - Если ты думаешь, что одно не влияет на другое, то заблуждаешься.

   - Оставим это, - чувствуя, что разговор принимает опасный оборот (а я снова начинаю раздражать), твердо сказал я. - Я буду делать вид, что ничего не изменилось - и хватит об этом.

   И тихо, с грустной усмешкой, закончил:

   - Иногда, знаешь, это лучший способ заставить поверить себя и других.

   Миринэ качнула головой, несогласная, но ни слова возражения не сорвалось с ее губ.

   Только - прощания. Скупые и сдержанные.

   - Прощай, Мио.

   - Прощай... Миринэ.

***

   Прошло уже больше часа с тех пор, как Лес сомкнулся за нашими спинами пологом шепчущей на ветру листвы, укрыв нис-Эвелон от брошенных вслед взглядов, а из головы никак не шли слова Миринэ.

   Вернее, не ее слова, а мой ответ на них.

   ...Солнце вплеталось в листву тончайшим кружевом - зелено-золотистым, слепящим глаза. Утренняя свежесть ушла, сменившись невыносимой духотой, какая бывает только перед весенними грозами. И с этой духотой на Лес опустилась тишина.

   Тишина, в которой не переломится хрупкая ветка под мягкой поступью хищника, которую не прорежет лесную тишь птичья трель. Нэльвё и Камелия перебрасывались ничего не значащими фразами, периодически пытаясь втянуть меня в разговор. О наверняка собирающейся грозе, о скучной - и, непременно, долгой! - дороге, о том, когда лучше сделать привал... о чем угодно, только бы не молчать.

   Тишина не та, от которой пробегает дрожь, или начинает звенеть в ушах, а другая - странно задумчивая, вкрадывающаяся в паузы между словами и вдруг придавшая им смысл, такой же непривычный и непонятный. Даже шумный, обычно навязчиво озорной ветер не шумел в густых кронах, не трепет кое-как заплетенную косу, не нашептывает очередные сказки - словно нашел на сегодня дела поинтереснее, чем развлечение хандрящего сказителя.

   А жаль. Я рад был бы ему - моему извечному спутнику. Юному и всепонимающему.

   Я зажмурился, когда плещущееся над головой море вдруг схлынуло, сменившись ослепительной белизной, и по глазам ударил яркий свет. Инстинктивно натянул поводья, заставив лошадь - тонконогую, беспрекословно подчиняющуюся воле всадника - остановиться, вскинул руку к лицу.

   Когда россыпь цветистых пятен, пляшущих перед глазами, ушла, я увидел, что мы вылетели на прогалину, скалящуюся обрывом.

   Я поднял взгляд от волнующегося моря, невозможно-зеленого, дрожащего в ладонях скал, - и замер, забыв, что нужно дышать. Передо мной в капельках радуг и водной пыли, дрожал, переливаясь, водопад Семи радуг. Не в призрачной дымке дали, а вот, рядом, только руку протяни - и коснешься.