Она молчала. В глазах - холодных, прозрачных до белизны, невозможно было прочитать и тени эмоций. Только по заострившимся чертам лица, по напряжению, разлившемся в ее теле, можно было понять, что она не сломлена и, приняв судьбу, не смирилась с поражением.
Достойно. Но - бессмысленно.
- Прощайте.
Клинок, сотканный из тьмы, взвивается ввысь, сорвавшись в полет - и впивается поцелуем, жестоким и беспощадным. Сумеречная, чьего имени он так и не узнали, даже не успевает вскрикнуть: только вздрогнуть, слабо вздохнув - и истаять в объятиях ночи. В один миг, вздох, в один короткий удар взволнованного, растревоженного сердца.
...истаять, как ушел бы он.
Эрелайн разжал пальцы, выпуская жгущий ладони меч. Развернулся, шагнул к дрожащей серебряной тенью, как блик на воде, Ириенн - и замер, скривившись от боли. Проклятый порез! Когда же он исчезнет?
Переборов слабость, он возобновил шаг.
***
...Эрелайн подошел к ней, прихрамывая на одну ногу. Иришь, обессилевшая и привалившаяся к мягкой, теплой и шершавой коре, напряглась. Сердце отсчитывало дробь на каждый его шаг. Лунный свет, укрывавший ее дымчатым шлейфом, постепенно рассеивался, истаивал, и вместе с обликом прояснялось ее сознание.
Зачем она помогла ему?! О чем думала?! Смотрящие в ночь - чудовища, только притворяющиеся людьми. Только тьма в душе; тьма и ложь. Тьма, что сжигает их сердце. Тьма настолько сильная, что плещется в глазах, грозя выплеснуться через край.
Почему он не умер сегодня, вчера, год, два, десять назад?! Почему не погиб в восстании?! Какая жестокая насмешка судьбы! Как та, что сейчас кривит его губы... о нет, даже не надейся обмануть еще раз! Правду не скрыть. Правда - в звездных колодцах глаз. Ее не спрятать за маской, ее не скрыть под шелками, не искупить лживой улыбки.
- Леди Ириенн, - шепчут его губы, тихо и грустно, устало. Но им не обмануть ее.
Иришь вжимается в дерево, стискивает до боли пальцы.
Эрелайн останавливается, не решаясь приблизиться.
Сделай еще хоть шаг, только посмей!
- Леди Ириенн, позвольте мне...
Еще один шаг, тонущий в мягких касаниях трав.
И она не выдерживает.
- Не смей! - взвизгнула Иришь. - Не подходи ко мне, чудовище!
Он вздрогнул, точно от пощечины. А страх, страх и злость, что копились в ее сердце весь этот бесконечно долгий вечер, весь ужас от осознания того, Чем он является; вся ненависть, копившаяся годами, выплеснулись в едином порыве.
Иришь кричала, почти не помня и не понимая, что говорит:
- Не смей подходить ко мне, прикасаться ко мне! О, драконье пламя, какой же я была идиоткой! "Взгляд, как будто заглядываешь в бездну"... как можно было сразу не понять?! И как еще не понял никто? Почему ты еще жив?! Как смеешь ходить среди нас, ты, чудовище? Ты, тот, что несет смерть и тьму?! Как смеют твои поданные, твой дом, молчать о том, Что ты?! Глупцы, безумцы!
Эрелайн ссутулился, опустил взгляд, закрыл глаза... Иришь почти чувствовала, как от каждого ее жестокого слова, каждого вскрика он вздрагивает, как под плетью. Видела, понимала, и уже жалела о сказанном - но не могла остановиться. Безумие истерики охватило ее, и она не могла противиться, выкрикивая все новые и новые проклятья, все взмахивая и взмахивая плетью. Нервы не выдержали обрушившегося горя, и непролитые слезы вылились в ярость и злость. И чем больнее ее слова задевали Эрелайна, тем сильнее становилось злость. Та Иришь, настоящая, - слабый отголосок разума в буре чувств - ужасался, но не мог прекратить этого сумасшествия.
А та, кто овладела ей, замерла, переводя дух, и рассмеялась - нервно, истерически. И, повернувшись к нему, выдохнула со смехом, уже не крича, а сладко и тихо.
Выдохнула, зная, что это ранит его как ничто другое:
- Какие же мы глупцы! А я-то, дура, думала, гадала: как же так вышло? Восстание в доме Пляшущих Теней - невозможно, немыслимо! Столько тысяч лет дом вьер Шаньер, Владык Теней, стоит во главе! Безупречные во всем, верные долгу вьер Шаньер! Самые верные, самые благородные - безупречные... А тут - восстание! Подумать только: мы вас еще жалели! А вы получили по заслугам!
Иришь вдруг замолчала, только сейчас уловив изменения, произошедшие в Эрелайне. Он больше не стоял, опустив голову, молча принимая ее хлесткие удары, а смотрел прямо на нее.
И в глазах его, густо-синих и сумеречных, плескалась живая тьма.
***
Страсть и злость, и горькое отчаяние, завладевшие ей, рассеялись в один миг, оставив лишь страх. Иришь захлебнулась им, как летним вином, и не могла и помыслить о том, чтобы шелохнуться. Она не видела ничего, кроме этих завораживающих глаз. Из них всегда смотрели холод и пустота, завораживающие своей невозможностью, абсолютностью.
Сейчас же глаза Эрелайна не были пусты - в них пылала злость и безумная ярость. Тьма, скрывавшаяся прежде где-то на дне зрачков, за кромкой грозового сумрака, расплескалась, заполонив собой все.