Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы. Из литературного быта конца 20-х–30-х годов

Девять дней не писала. Могла ли писать, когда только вчера я очнулась, как после какого-то затянувшегося чудесного сна.

Но это не сон. «Знак почета» всего народа нашей родины крепко ввинчен в мое сердце, в мою душу.

Теперь по порядку:

Последняя моя запись сделана 31‑го ночью, после «Павла Грекова». Кости не было дома, он был на совещании композиторов в ЦОКСе. Я легла и заснула. Костя пришел часа в 3 ночи. Был испорчен звонок. Я еще не совсем проснулась от какого-то неясного сознания того, что в дверь стучат. Голый Костя пошел к двери. Я сквозь сон слышала, как он спрашивал, кто? Как ему отвечали разные голоса из‑за двери.

Он ответил:

– О, тут целая компания! Вот молодцы, что пришли.

Надел на голое тело шубу и на босые ноги боты и открыл дверь. Кто-то ввалились. Смутно различаю голоса Луговского, Кости Симонова… Костя кричит им:

– Подождите, сейчас Ритка оденется.

Они не слушают, врываются в комнату, лезут прямо мне в постель, орут:

– Вставай, дура! Тебя наградили орденом!

Я не поверила, решила, что розыгрыш. Они тычут мне в лицо «Правду», я читаю: «За выдающиеся успехи и достижения в развитии советской художественной литературы наградить:

Орденом Ленина:

Орденом Трудового Красного Знамени:

Орденом «Знак почета».

Все родные фамилии и моя. Вместо Алигер – Олигер. Но все равно.

И началось. Ребята принесли шампанское. Коська тоже сбегал, принес 2 бутылки. Целовались, каялись, говорили какие-то слова…

Потом вышли на улицу, снежную, солнечную, морозную…

Шли к площади Маяковского. Шли мимо райкома. Я затащила всех туда, прямо к секретарю ввалились совершенно пьяные. Но нас все поздравляли и велели кутить еще 3 дня. Луговскому сказали: «Спасибо вам, товарищ Луговской, за нашу молодежь». Старик совсем расцвел. Всем нам сказали: «Спасибо, товарищи, вы поступили по-партийному».

Потом поехали к Антокольскому. Опять целовались, опять пили. Я свалилась, лежала, спала.

Посылали Женьке в Малеевку телеграмму: «Поздравляем заслуженной наградой. Кавалеры: Павлик, Володя, Костя, Рита. Жены: Зоя, Сусанна, Женя, Костя. Кандидаты-орденоносцы: Раскин и Слободской». Потом сидели в Восточном ресторане у Никитских ворот. Потом пошли в кино смотреть: «По щучьему велению». Потом заезжали к маме Кости Симонова. Наконец, часов в 10 вечера, вернулись домой, сразу легли спать. Не тут-то было. Сначала пришел Константин Михайлович Попов поздравлять, потом Крюков. Они ушли, я снова улеглась, но не тут-то было! Ввалились Женька с Данькой. Женька только что из Малеевки. Опять целовались.

Я уже как бы пришла в себя, но единственное, что я могла сказать в ответ на вопрос о том, что я чувствую, это, что этому нет названия.

Нет, я уже могу сказать больше. Я могу сказать, что я еще не знаю, как называется это чувство, но что оно настолько молодое и новое, что, наверно, только будущие люди придумают ему точное название.

Может быть, это будет шестое чувство?

Потому что «счастье» – это мало. Слово «счастье» употребляется с успехом в других случаях жизни, а тут и счастье, и благодарность, и большая вера в себя, и большая проверка себя, своих чувств и качеств, своих сил и возможностей. И все это нужно объединить каким-то одним, предельно типичным, ярким и прекрасным словом. А такие слова быстро не находятся. Это работа для столетий.

Еще я понимаю, что, если большинству писателей дали ордена как награду за сделанное ими, то нам, молодежи, эта награда дана в знак большого к нам доверия, уверенности в том, что мы это доверие оправдаем, сделаем настоящие вещи. Нам, молодежи, эта награда дана, потому что у прекрасных, больших, сильных и мудрых людей очень внимательные, очень заботливые глаза, и вот эти-то глаза сумели разглядеть в ворохе того, что мы сделали, крупицу настоящего, зернышко таланта, т. е. то, что поможет нам впредь создавать все лучшие и лучшие вещи, то, что в людях дорого ценится и нечасто встречается, что нужно беречь, чему нужно помогать.

Итак, вот, спасибо этим заботливым глазам. Еще я хочу сказать, что чувствую, какую большую и гордую ответственность возложила на нас всех эта награда.

Надо работать, вдохновенно и увлеченно работать. Надо писать такие вещи, чтобы им, тем, кто будет жить много лет спустя, стало понятно, какое суровое и справедливое было время, какая трудная и прекрасная была жизнь, как возникали в сердцах людей новые чудесные чувства.

Прямые, прекрасные книги, такие же волнующие, как наши дни, надо писать.

Я все сделаю, чтобы писать так, и все отдам для того, чтобы с честью носить орден на сердце и чтобы самое свое сердце носить в груди, как орден, чтобы в нем жили высокие чувства, чтобы оно было сильным и честным, прямым и смелым сердцем хорошего человека, большевика.

2/2.

Все-таки отдежурила 2 часа в комитете. Бегали, фотографировались, заполняли анкеты, писали автобиографию.

А сердце все время летит легко, плавно и спокойно, как сильная птица и поет уже от самого ощущения этого полета.

Не хочу сейчас писать о грязном случае с Адалис. Итак, она мне чуть-чуть не испортила сегодня. Напишу в другой раз.