Ужас Данвича

Потом Маринус Бикнелл Виллетт жалел, что заглянул внутрь, хотя в качестве хирурга он сделал немало операций, а в качестве патологоанатома провел не одно вскрытие, но это было совсем не то. Трудно объяснить, почему всего один взгляд на существо, пусть даже немыслимо уродливое, но вполне материальное, мог до такой степени потрясти и изменить человека. Мы в состоянии только предположить, что существуют определенные формы, которые обладают великой силой внушения и плохо воздействуют на разум чувствительного человека, воспринимающего их как кошмарные тени таинственных сил Вселенной и безымянных реальностей, которые обыкновенный человек, защищенный своим иллюзорным здравым смыслом, не в силах осознать. Всего одно мгновение доктор Виллетт видел, наверное, такую форму, а потом какое-то время был охвачен безумием и ничем не отличался от любого пациента частной больницы доктора Уэйта.

Фонарик выпал из ослабевшей руки доктора Виллетта, над которой его мозг потерял всякую власть, но он не обратил внимания на хруст внизу, который ясно сказал о его участи. Он кричал, и кричал, и кричал таким паническим фальцетом, который никогда не слышал ни один из его знакомых на земле, а так как он был не в силах встать на ноги, то отползал и откатывался подальше от сырых адских камней, сквозь которые поднимались наверх вонь и стоны в ответ на его собственные безумные вопли. Виллетт исцарапал себе все руки о камни и несколько раз больно ударился головой о встававшие на его пути колонны, но он не мог остановиться.

Наконец он пришел в себя, несмотря на тьму и вонь, и закрыл уши, чтобы не слышать стоны, прерываемые редкими криками. Он не мог зажечь свет, был весь в испарине, испуган до смерти кошмарами непроглядной тьмы и подавлен воспоминанием, которое не покидало его память. Под ним, все еще живые, копошились десятки существ, а с одного из колодцев он сам снял крышку. Виллетт понимал, что увиденное им нечто не сможет вскарабкаться наверх по скользким стенам, однако дрожал от одной мысли, что оно найдет выход из своего узилища.

Он никогда не говорил, что это было за существо. Но оно походило на резное изображение на алтаре и было живое. Однако не природа облекла его в его форму, потому что оно, что совершенно очевидно, осталось недоделанным.

То, что у него было, имело самую неправдоподобную форму, а уж о диспропорциях и говорить не приходится. Если Виллетт и говорил, так только то, что это существо, вероятно, представляло собой одно из тех, которых Вард восстанавливал из несовершенных солей и которых оставлял в живых для ритуальных целей. Если бы это существо не играло никакой роли, то он не был бы высечен на проклятом алтарном камне… однако другие узилища он не открывал. Первое более или менее связное, что пришло ему на ум, была фраза, которую он прочитал когда-то давно в одном из конфискованных писем то ли Саймона, то ли Иедедии Орна:

«Конечно же, не получилось Ничего, кроме живейшего Ужаса, в Том, что X. воссоздал из имевшейся у него Части».

Потом, словно чтобы усилить свой ужас, а не изгнать воспоминание, он вдруг подумал о давних слухах насчет обгоревшего существа, найденного в поле через неделю после экспедиции против Карвена. Чарльз Вард как-то сказал доктору, будто старый Слокум говорил, что он не походил ни на человека, ни на зверя, известного жителям Потюксета по собственному опыту или по прочитанным ими книгам.

Эти слова словно молотом кто-то вколачивал доктору Виллетту в голову, пока он метался на каменном полу. Он хотел забыть их и повторял про себя слова молитвы, которые потом почему-то превратились в некий мнемонический винегрет наподобие модернистской «Бесплодной земли» Т. С. Элиота, а потом – в повторявшуюся им очень много раз формулу, которую он нашел в подземной библиотеке Варда: «Й’аи’нг’нгах, Йог-Сотот»,

 – и так далее до последнего слова: «Зхро».

Понемногу это его успокоило, а там еще немного – и он поднялся на ноги, проклиная себя за потерянный в страхе фонарик и судорожно оглядываясь кругом в поисках какого-нибудь источника света в непроглядной тьме. Ни о чем не думая, он смотрел то в одну, то в другую сторону, не мелькнет ли где слабый огонек или отражение ламп и свечей, оставленных им в библиотеке.

Через какое-то время ему показалось, что вдалеке вспыхнул огонек, и он пополз в ту сторону, стараясь не обращать внимания на вонь и вой и глядя прямо перед собой, чтобы не удариться о какую-нибудь из бесчисленных колонн и не провалиться в ту самую яму, которую он открыл.