Ужас Иннсвича

— Да ты просто богатенький щенок, и у тебя нет права судить о людях, которых ты не знаешь. Не у всех такая лёгкая жизнь, как у тебя! Правительство строит линкоры для этого нового закона о расширении флота, в то время как половина страны голодает, мистер Морли, и в то время как десять миллионов человек не имеют работы. Перераспределение богатства — единственный моральный ответ. То, что военно-промышленный комплекс заставляет меня, или девушку в задней комнате, или ту же Мэри, или кого-то ещё заниматься тем, чем мы занимаемся, чтобы выжить, ты не имеешь права это комментировать.

Непоколебимая печаль тронула меня признанием того, что именно в этом вопросе он был прав. Возможно, именно поэтому его правда заставила меня презирать его ещё больше. Хотя Зейлен, очевидно, был марксистом, он довольно точно выразился по моему поводу. Богатенький щенок. Я не потрудился рассказать ему о своих многочисленных актах благотворительности; я уверен, что он бы сказал на это, что так я просто пытаюсь облегчить свою вину. В конце концов, я ответил ему:

— Я прошу прощения за свои суждения. И даже если то, в чем вы обвиняете Мэри — правда, я не могу её винить по причинам, которые уже были сказаны. Я верю, что она и миллионы других угнетенных… и даже вы, мистер Зейлен, являетесь жертвой враждебного окружения и алчного правительства.

— О, ты неподражаем! — рассмеялся он.

Я знал, что не должен позволить ему обмануть меня, ибо это только увеличит моё отчаяние, и тогда он победит.

— Я здесь по делам, так что давайте придерживаться деловой стороны. Я готов заплатить — скажем, по пять долларов — за каждую фотографию старого Иннсвича, которые вы, возможно, сделали до реконструкции города.

На его лицо вернулась надменная ухмылка.

— Tы уверен, что это всё, что тебе нужно, мистер Морли?

— Вполне, — подтвердил я.

— Но, зачем? Тогда весь Олмстед, a особенно Иннсвич Пойнт, были грязными трущобами.

— Я не думаю, что вы поймёте меня, я хочу увидеть город таким, каким видел его Лавкрафт, когда он создавал творческую концепцию своего шедевра.

— Значит, это твоё хобби, да? — усмехнулся Зален.

— Да, и к тому же совершенно безобидное, по сравнению с вашим.

Зейлен зашёлся смехом:

— О, прошу тебя, мистер Морли, не осуждай, как ты выразился, моё хобби. Знаешь, скоро мне придется расталкивать конкурентов, — он хлопнул себя по локтю. — А лучше останься здесь на пару дней и посмотри, как живут обычные люди. Такому богатею, как ты, будет полезно посмотреть на жизнь, которую капитализм и всё его лицемерие топит за чертой бедности.

— Перестаньте во всём винить слабость американской экономической программы, — насмехался я над ним.

— А эта книга, — он снова поднял «Иннсмут». — Чертовски глупая, если хотите знать моё мнение.

— Такие, как вы, вероятно, сказали бы то же самое и об «Поэме о Древнем моряке»[4], мистер Зейлен.

Он радостно захлопал в ладоши:

— Вот теперь ты дело говоришь! Кольридж был наркоманом! А что Лавкрафт со своим Иннсмутом? Вся эта иннсмутская требуха? Он неправильно понял город.

— Дело было не в городе,

 — почти крикнул я в ответ, — это сложная социально-символическая фантазия.

— Да, он хотя бы должен был постараться над своей книжонкой, меняя имена людей.

Я насторожился.

— Почему вы так говорите? Я думал, он использовал в основном только названия мест, которые он изменил.

— Нет, нет, черт возьми, он оскорбил почти всех в городе. Помнишь водителя автобуса из истории, Джо Сарджента? Настоящего зовут Джо Мэйджор![5] А основателей города Ларшей? Он поменял на Маршей. И потом ещё пьяница Зэйдок Эллен. Как Лавкрафт его назвал? «Седой Пьяница»?

Зэйдок Эллен был самым выдающимся персонажам повести, 96-летний алкоголик, который знал все самые тёмные тайны Иннсмута.

Еще один ухмыляющийся взгляд исказил его лицо:

— Tы не очень проницателен, не так ли? Настоящего зовут Эйдок Зейлен. Эта фамилия ничего тебе не напоминает?

Это поразило меня:

— Зэйдок Эллен — Эйдок Зейлен… Вас тоже зовут Зейлен.

— Да, он был моим дедушкой. Однажды вечером Лавкрафт напоил его возле доков какой-то дрянью, которую украл в магазине «Варьете». Мой дед умер на следующий день от отравления алкоголем из-за пойла, которым опоил его твой горячо любимый Лавкрафт.

Может ли это быть правдой? И если это так, то возникает следующий вопрос: насколько персонаж Лавкрафта был списан с Эйдока Зейлена?

— Однако, всё же он сделал миру одолжение, — продолжил Зейлен. — Господи, мой дед был стар, как библейский чёрт, и ни хрена не стоил. Он был лжецом, вором и скотоложцем!

— Я высоко ценю ваше уважение к родственникам, — сказал я с сарказмом.

— Лавкрафт был халтурщиком! Сибери Куинн[6] был гораздо лучшим писателем.

У меня чуть не случился удар.