Ужас Иннсвича

— Через несколько дней вы почувствуете себя намного лучше, — снова обратился доктор к Гаррету. — И как уже сказала Люси, в течение некоторого времени вы будете наслаждаться обществом многих женщин, большинство из которых обладают очень возбуждающей внешностью. Такова ваша участь, мистер Гаррет. Сделайте себе услугу и поддерживайте надлежащий контроль ваших нервов. До тех пор, пока вы остаётесь способным к оплодотворению, вы будете живым, и на вашем месте я молил бы об этом Бога, в которого, может быть, вы верите.

Шокированный, изуродованный и беззубый Уильям Гаррет пробормотал:

— Посмотри, что ты со мной сделал! Ты, ты, ты — монстр!

Анструтер надменно улыбнулся:

— Нет, мистер Гаррет. Вам повезло, что вам никогда не придётся видеть настоящих

монстров…

Когда я оторвал взгляд от этой адской дыры в стене, я почувствовал себя столетним стариком. Я с широко раскрытыми глазами попятился назад, на лестницу, где у меня были все намерения подняться обратно в свою комнату, забрать свои вещи и бежать из этого богом забытого места. Но когда я добрался до проёма, в котором располагалась лестница…

Мое сердце бешено заколотилось в груди.

Я услышал шаги. Доносившиеся сверху.

Попытка избежать незваного гостя и незаметно добраться до моей комнаты не имела никакой вероятности. Вместо этого подсознательный приказ перенес меня обратно через мрачный коридор, в противоположный его конец, где, я надеялся, может находиться выход. Пожалуйста, Господи, — умолял я мысленно.

Либо моя молитва была услышана, либо мне просто повезло, потому что на другом конце коридора был ещё один подъём. Я шагнул внутрь, схватился за перекладины, но не успел подняться, как за моей спиной раздался голос:

— Эй, ты! — раздался голос на другом конце прохода.

Я не обернулся, чтобы посмотреть, а вместо этого попытался спрятаться в темноте лестницы.

— Кто там? Ноури? Питерс?

Я не тратил время на размышления о том, почему мужской голос может звать покойника. Вместо этого я сделал свой ход. Я не стал подниматься наверх, а наоборот, спустился вниз, потому что возвращение наверх могло лишить меня всякой возможности спастись. Похожий потайной ход был и на первом этаже; я знал, что мне не нужно было беспокоиться об осмотре других глазков. Здесь должен был быть выход, и я должен был его найти!

Однако ни двери, ни какого-либо другого прохода не было видно при свете карманного фонарика…

Затем я услышал шаги, спускающиеся по лестнице, которую я только что покинул.

Я поспешил к противоположному концу коридора, потому что куда мне было ещё идти? Я решил, что должен быть внешний доступ к этим потайным ходам. Например, как мой нынешней преследователь забрался сюда?

Дверь! — Я молился о ней. — Там должна быть дверь!

Но когда я добрался до противоположного конца, то не нашёл там никакой двери. Между тем шаги раздавались громче.

Подошва моего ботинка нашла его: это была не стандартная дверь, и не панель доступа, а откидной металлический люк. Я с облегчением открыл его, но затем ахнул, когда свет фонаря осветил детали неуклюжего выхода — лаз был выложен древним кирпичом, из стен которого торчала покрытая слизью железная лестница, уходящая вниз, в неизвестные мрачные глубины. С непоколебимой решимостью я спустился в его метановые глубины, закрыл люк и стал спускаться. Мое положение заставило делать эту процессию в полной темноте; я ожидал, что в любой момент окажусь в канализации или почувствую характерные её запахи, но когда мои ноги ступили на пол, я включил свой фонарик, обнаружив себя в ещё одном проходе. Паника сбила меня с толку, но инстинкт подсказывал мне, что кирпичная кладка ведёт на север и юг. По неизвестной мне причине я пошёл на юг.

Вспышка впереди, я прошел по крайней мере сотню ярдов в дурно пахнущем мраке. Однако теперь я знал, что этот проход не был канализационной трубой, не было никаких признаков ожидаемых отходов. Я понял, что это туннель, и слова Зейлена эхом отдавались у меня в голове, словно произнесенные вслух: И мой дед не лгал, когда рассказывал Лавкрафту о сети туннелей под старой набережной…

Мне не нужно было определять степень холода, который, как гусеница, пробежал по моему позвоночнику. А из той адской сцены, свидетелем которой я был в отеле, я мог только предположить, что мужественных мужчин с подходящей внешностью заставляли оплодотворять местных женщин, чьи новорожденные затем продавались какой-то незаконной усыновительной компании. Почему, однако, я был больше обеспокоен тем, что сказал мне Зейлен, особенно его загадочным заключительным монологом: А в той истории, что происходило с чужаками, которые слишком много вынюхивали?

Теперь эти ужасные обстоятельства перенесли меня самого в вымышленного Роберта Олмстеда Лавкрафта, чужака и пленника ада, спасающегося бегством от ужасов Иннсмута.