Уолтер Брай продолжал рассказывать дальше, приковывая все внимание своего собеседника. Лэрд Бэкли, нравственный убийца Екатерины Блоун, перешел в английский лагерь и даже под знамена Уорвика, который, в свою очередь, отправился на службу в Лондон. Сэррей сначала не хотел верить, чтоб лорд, защитивший его против Генриха VIII, мог искать службы у этого короля, но Брай уверил его, что регент получил на этот счет самые достоверные известия.
– Бьюсь с вами об заклад на бочку вина против одного пенни, что мы вскоре поработаем здесь! – сказал Брай. – Бэкли должен составить себе хорошую славу в глазах Уорвика, и он приобретет это себе ценою захвата Марии Стюарт. Тогда регент будет свергнут, а Дуглас со своими приверженцами снова введет прежнее правление, причем вдовствующая королева будет избрана регентшей. Но, – заключил Брай свой рассказ, – регент поставил здесь хорошего сторожа: как охотничья собака, я выслежу этого Бэкли, прежде чем он подойдет к этому замку на три мили, и повешу его на самом высоком дереве, которое только найду. Обратите внимание, не принимает ли вдовствующая королева каких-нибудь тайных послов; я был бы очень удивлен, если бы она не участвовала в заговоре.
Роберт призадумался. Если неизвестный, которого тайно выпустили из дворца, был лэрд Бэкли, то с его стороны было бы открытой изменой не признаться Уолтеру, что его подозрения были основательны. А можно ли было сомневаться в этом? Разве было бы неправдоподобно, что Мария Лотарингская готова была броситься в объятия англичан, лишь бы отнять власть у ненавистного регента? Разве она дрожала бы так пред раскрытием своих интриг, если бы дело шло не о государственном преступлении?
Пока Роберт размышлял, как бы ему предостеречь стрелка, не изменяя данному слову и не выдавая королевы, он был позван к Марии Лотарингской.
Заметив прибытие посланца, вдовствующая королева тотчас же, вместе с Марией Сейтон, отправилась в галерею, из которой потайной ход вел в помещение Сэррея. Услышав, что для нее есть письмо, она послала леди Сейтон навстречу Роберту, а сама осталась на месте, рассчитывая при возвращении молодого человека подслушать его разговор со стрелком. Она выбрала себе в спутницы именно Марию Сейтон, так как, во-первых, знала, что та одна могла влиять на Сэррея, и, во-вторых, ее первую следовало убедить в предательстве Роберта, прежде чем осмелиться снова думать о том, каким образом сделать его «немым».
Сейтон вернулась обратно и принесла письмо. В узком проходе обе дамы приложили ухо к стене, желая слышать, сдержит ли Роберт данное слово. Тогда они услышали громкий разговор, который мы привели. Сконфуженная леди Сейтон покраснела, а вдовствующая королева со страшной злобой топнула ногой и пробормотала:
– Этот хитрый плут догадывается, что мы подслушиваем! Но все же немыслимо, чтобы он знал об этом проходе!.. Или вы, Мария Сейтон, предупредили его?
– Ваше величество, этого подозрения я не заслужила! Я напоминала ему не нарушать данного слова, но я – не предательница, которая лишила бы вас возможности обличить его, если бы он оказался негодяем!..
Мария Лотарингская ничего не ответила. Когда Роберт и Уолтер стали говорить так тихо, что, несмотря на слуховые трубы, ничего из их беседы не было слышно, королева покинула свое место.
– Следуй за мной! – приказала она фрейлине и прошла в свой кабинет. – Мария, – сказала она там, – этот паж слишком хитер, чтобы быть честным. Ты поручилась за него. Скажи мне, кто внушил тебе это доверие к нему?
Мария смущенно покраснела. Могла ли она похвастать, сказав: «Он будет верен, потому что любит меня?» Должна ли она была сознаться в том, что произошло в башне? Это одно могло убедить королеву, но признание отдавало в ее власть также и ее честь. Королева становилась все настойчивее.
– Мария Сейтон, – сказала она с нетерпением, – я не выношу мучительного сомнения, я не могу жить, терзаясь неизвестностью, предает ли нас этот паж или нет. Прошу еще раз, скажи, что внушает тебе доверие к нему, иначе я буду думать, что вся наша безопасность зависит от того, насколько твое кокетство в состоянии подчинять тебе этого мальчишку; если же этого нет, то мне придется прибегнуть к крайним мерам…
Мария Сейтон поняла значение этих слов, раз их говорила одна из представительниц рода Гизов, и, как ни тяжело ей было раскрыть тайну своего сердца женщине, бессердечие и эгоизм которой были известны ей, она решилась принести эту жертву, чтобы спасти Роберта и его гостя от «крайних мер» вдовствующей королевы.
Мария Лотарингская внимала ей с возрастающим интересом. Она и не подозревала, с какой смелостью и решимостью действовал Роберт и как он уже до ее просьбы считал необходимым не компрометировать королевы.