В борьбе за трон

– Но все же в нем нет ничего неприятного? – спросил Сэррей, уже начавший бояться, что граф Монтгомери попался в руки регента.

– Снесите прежде письмо, а потом я расскажу вам, что знаю и что думаю! – предложил Брай.

Роберт взял запечатанное воском послание и направился через двор к главному зданию, желая вручить письмо дежурной придворной даме. Но на лестнице его уже встретила Мария Сейтон, и ему показалось, что она, наверно, быстро бежала, так как едва дышала, когда он заговорил с ней.

– Прекрасная леди, – сказал он, – дерзаю нарушить запрет, державший меня несколько дней вдали от вас, так как имею поручение к ее величеству вдовствующей королеве.

– Отдайте мне письмо, – живо перебила Мария молодого человека; а когда тот с удивлением посмотрел на нее, так как письмо было спрятано у него в кармане, то она добавила: – Конечно, если у вас есть письмо. Ведь королева ожидает ответа.

Роберт передал Марии послание, и хотя ее смущение поразило его, но он объяснял все неожиданностью их встречи.

– Вот оно, – сказал он, вручая ей пергамент, – а если в нем заключается что-либо неприятное, не ставьте мне этого в вину!

– Вы хотите сказать, что королева не должна ставить вам этого в вину, так как письмо адресовано ей?

– Я хочу сказать, – ответил Сэррей, стараясь уловить взор красавицы фрейлины, – что для меня здесь есть только одно существо, гнева которого я страшусь. Королева справедлива, но Мария Сейтон…

– Ну? Почему вы остановились?

– Мария Сейтон сурова, так как знает, что она любима, и…

– Прекрасный паж, ваши слова очень лестны, но в то же время немного грубы. Правда, вы наговорили мне очень много любезностей, но с моей стороны было бы легкомысленно верить им.

– Мария, жертва моею честью не была ничтожной мелочью…

– Тсс!.. Это должно быть позабыто! Или, быть может, напоминанием об этой ночи вы хотите сказать, что мы все теперь находимся в вашей власти и что одно ваше слово может навлечь на нас неприятности?

– Леди Мария, я надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что я не способен на низкую месть? – воскликнул Сэррей.

– Посмотрим! – засмеялась она, подмигивая. – Вы смелы, храбры и находчивы. Сегодня я увижу, умеете ли вы хранить секреты.

– А если я сумею, Мария? – спросил Роберт, окидывая ее горячим, молящим взором.

– Тогда я буду считать вас за образец добродетели! – воскликнула девушка, смеясь и поспешно убегая, но при этом ее почти ласковый, нежный взгляд сказал Роберту более, чем могли бы сделать это слова.

Сэррей вернулся в свою комнату, причем, когда он проходил по двору, ему снова показалось, что в окнах галереи, над его помещением, проскользнула какая-то тень.

Волнение Марии Сейтон бросалось в глаза, а то обстоятельство, что она требовала письмо, которого еще не видала, могло внушить подозрение. До Роберта доходили слухи о потайных дверях и коридорах во дворце, следовательно, представлялось весьма возможным, что его разговор с приятелем был подслушан, и он решил наказать шпионов.

Прежде всего он дал знак стрелку говорить тихо о вещах, которые не должны быть разглашаемы, а затем начал громким голосом:

– Знаете, я веселюсь здесь более, чем ожидал; у королевы очень любезные придворные дамы.

– И вы, конечно, уже влюбились? – спросил Брай.

– Да, я на пути к этому.

– В таком случае чокнемся. За ваше здоровье и счастье! Которая же это из дам?

– Самая прекрасная, самая веселая и, быть может, самая коварная.

– Тогда берегитесь, граф!..

– Я так и делаю и поэтому прошу вас говорить совсем тихо, – произнес Сэррей. – Вы не можете себе представить, какие у дам тонкие уши. Они слышат все, что желают скрыть от них, и не слышат того, что должны слышать.

Легкий шорох у стены выдал, что подозрения Сэррея были верны и что удар пришелся по месту.

– Они подслушивают! – шепнул Брай, а затем громко добавил: – Будь ваша красавица любопытна, она не простила бы вам, что вы лишили ее удовольствия подслушивать.

– Я того же мнения, – засмеялся Сэррей. – Женщины всегда непоследовательны: они думают, что только тот и верен, кто изменяет другим. Но в настоящем случае нам нечего опасаться, разве, быть может, только любопытства какой-нибудь камеристки, так как недопустимо, чтобы благородная дама в своем недоверии унизилась до подслушивания, даже если бы она в награду за это убедилась, что я не обманываю ее доверия. Ну, теперь рассказывайте! Вы говорили, что у вас произошло многое?

– Да, и даже очень серьезное, – ответил стрелок, понизив голос – До регента дошли слухи, что англичане и французы замышляют насильственное похищение королевы. Вследствие этого он, лично оберегая южную границу, двинул отряд к Дэмбертону, а мне с пятьюдесятью конными стрелками поручил защищать берега Ментейтского озера.

Для Роберта ничего не могло быть приятнее полученного известия; отныне уже не в его власти было разрешать кому-либо въезд или выезд из Инч-Магома, а Мария Сейтон не могла требовать от него неисполнения данных ему инструкций. Блокада противоположного берега озера тоже сулила ему приятность, давая возможность не смотреть более на замок как на тюрьму, из которой не было выхода.