– Ваше величество, за эту милость, о которой вы говорите, я заплатил тем, что гораздо дороже жизни – своей честью, – воскликнул Роберт. – Ведь не я первый осмелился поднять на вас взор; вы сами заговорили о любви, вы сами хотели этого. Ваша игра удалась. Вы можете смеяться над моей доверчивостью, моим легкомыслием, но сердиться на меня у вас нет никаких оснований; наоборот, вы могли бы иметь что-нибудь против меня, если бы ваши чары оказались недействительными, если бы я остался равнодушен к вашей красоте. Вы мало знаете меня, ваше величество. Очнувшись от опьянения, в котором я находился, когда вы рисовали мне чарующую картину вашей любви, я нашел, что с моей стороны было бы слишком дерзко мечтать об обладании вами; кроме того, я убедился, что не способен на измену. То, что я сделал, выдав вам тайну Брая, сделано мною в невменяемом состоянии… Повторяю, я находился в опьянении. Теперь я пришел к вам с целью просить вас вернуть мне мое слово, которое я вам дал в забвении страсти; я думал, что вы не станете настаивать на том, чтобы я сделался изменником, так как, по моему мнению, если женщина хоть сколько-нибудь интересуется мужчиной, она не пожелает, чтобы он совершил низкий поступок. Но я ошибся. Вам нужна была только моя измена, и, раз вы добились своего, у вас не осталось даже ласковой улыбки, даже участливого слова для человека, пожертвовавшего ради вас своей честью. Вы не дали себе труда, ваше величество, поддержать во мне возбужденную вами иллюзию; это так возмутило меня, что я начал требовать исполнения нашего условия, я хотел доказать вам, что данное слово и для вас обязательно; я должен был убедить вас, что я не так глуп, как вы, по-видимому, думаете. Можете быть спокойны! Я не принадлежу к числу тех низких людей, которые пользуются чьим-нибудь доверием для предательства. Вот ваше письмо; возвращаю вам его обратно; я слишком горд для низкой мести, предоставляю это вам!
Роберт бросил письмо на пол, к ногам королевы, и вышел из комнаты через потайной ход.
У лестницы его нетерпеливо поджидал священник.
– Вам придется поискать другого посыльного для королевы, – быстро и отрывисто обратился к нему Сэррей, – но только предупредите ее, что я вместе со стрелками регента зорко буду охранять берег и следить за тем, что происходит в замке. Я никому никогда не донесу о том, что знаю, но зато с удвоенным рвением постараюсь наверстать упущенное время. Я был слишком снисходителен, так как считал строгость регента к вдовствующей королеве несправедливостью; теперь же, конечно, я этого не думаю.
– Я ничего лучшего и не ожидал, – ответил священник, – благодарю Бога, что королева оказала такое легкомысленное доверие вам, а не кому-нибудь другому. Идите с миром, да благословит вас Господь, если вы действительно никогда не заикнетесь о том, что произошло! В противном случае пусть проклятие вечно тяготеет над вами.
Священник открыл потайную дверь и направился в комнату королевы, а Роберт поспешил уйти в свою комнату.
На другое утро, когда граф Сэррей готовился покинуть замок, его поразил вид слуги, принесшего завтрак; взоры лакея тревожно блуждали, он как-то странно ежился и оглядывался по сторонам.
Роберт вдруг вспомнил совет Марии Сейтон не прикасаться к напиткам и кушаньям, не дав их предварительно попробовать тому, кто будет служить за его столом. Поэтому он взял бокал и налил в него вино, пристально глядя на лакея.
Тот побледнел, его колени подгибались.
– Что с тобой? – спросил Роберт. – Разве ты принес мне плохое вино? Попробуй прежде сам, а потом я выпью.
Лакей бросился пред графом на колени и умоляюще произнес:
– Не пейте этого вина! Так будет лучше. Я не знаю, хорошее ли оно или плохое, но вас крайне ненавидят в этом замке и это вино было приготовлено специально для вас.
– Кто тебе дал его? – спросил Роберт.
– Не спрашивайте меня об этом, я не смею сказать!
– Ну, хорошо! – согласился Сэррей и дал лакею знак, что он может удалиться. – Итак, это – яд! – пробормотал Роберт, когда тот ушел. – Впрочем, кто может поручиться, что бедному малому не чудится беда! С той ночи слуги особенно внимательны ко мне. Они знают, что месть регента отразится скорее на них, чем на вдовствующей королеве.