В борьбе за трон

Но более этого! Этот лжец сумел вкрасться в ее сердце, а потом, вероятно, каким-либо лживым обещанием добился благосклонности женщины, из рук которой она, Мария Сейтон, спасла его. Она подсмотрела, как его вводили в спальню королевы, но вместе с презрением к вероломному в ее сердце закралась также и жалость к Роберту. Ведь она знала, что вдовствующая королева способна только обмануть его; она знала, как отделывались родственники Медичи от надоевших любовников. Самым презрительным и оскорбительным ответом на пережитое ею огорчение было показать Сэррею, что она знает его подлый обман, знает, что он только играл ее сердцем, и все-таки спасает его из рук сирены. Сердце Марии обливалось кровью, когда она делала это, но гордость запрещала ей прощать и давать место слабому сомнению, потому что всякая сердечная слабость по отношению к нему невольно вызывала в памяти те часы, проведенные на зубцах замка, когда она всей душой открылась и доверилась ему. Прощальные слова, с которыми он обратился к ней, в первый момент подействовали на нее ошеломляющим образом. Если это было новым обманом, то, значит, он был очень искусен и ловок в надругательствах над священнейшими чувствами.

Когда Мария Сейтон переплыла через озеро, то ее первым вопросом было, арестован ли Роберт. Еще и теперь одно ее слово могло спасти его от позора и смерти, если бы он поклялся, что не будет мешать бегству королевы, и ее сердце уже заранее ликовало при мысли о небывалой еще доселе сладкой победе.

Но случилось так, что ее вопрос оказался обращенным к нему лично, и в его ушах этот вопрос должен был отдаться как самая горькая насмешка, как кровавая жажда мести… И вот она оказалась его пленницей, ее судьба была в его руках. Она напрасно молила его на коленях; на все мольбы он ответил бранным кличем, выстрелами из сигнальной пушки, звучавшими словно панихида всем надеждам, так гордо сиявшим ей навстречу. И если теперь он злобно отомстит, если он выдаст регенту затеянную измену, то в этой смертельной ненависти окажется виновной только она одна.

Мария Сейтон скользнула к окну. Стрелки торопливо сбегали вниз, чтобы забрать в плен раненых и преследовать беглецов выстрелами.

– Здесь под лошадью лежит какой-то паж, помогите ему! – крикнул Сэррей. – Господа англичане позаботились обо всем – даже о паже для королевы!

– Кто бы вы ни были, – произнес юношеский голос, – отведите меня к Роберту Говарду или позовите его сюда, так как я сдамся только ему одному.

– Роберт Сэррей перед вами. Кто вы такой?

Мария не слышала дальнейшего разговора, но она была страшно поражена. Пленник говорил по-английски, а ведь они ждали французов!

Снова послышался топот копыт, но теперь он раздался с другой стороны.

– Это наши! – воскликнул Сэррей. – Они вовремя явились! Эй, Уолтер Брай! Нам пришлось поработать без вас, но вы явились все-таки вовремя! Они скрылись туда, в ту сторону, и клянусь, что среди них был лэрд Бэкли!

– Лэрд? Так это были англичане? Ад и смерть! – загремел Брай. – Дайте лошадям шпоры! Отдаю вам все, что у меня есть, если вам удастся захватить этого негодяя!

Всадники карьером понеслись вдогонку за англичанами, а Мария Сейтон не верила своим ушам, хотя ее сердце уже билось тревожным, скорбным подозрением. Что, если вдовствующая королева обманула их всех и предала собственного ребенка, чтобы добиться цели своего тщеславия? Но ведь она лично видела графа Монтгомери!

Словно во сне, Мария бессмысленно уставилась прямо пред собой. Вдруг на лестнице послышались шаги, и вслед за этим открылась дверь в маленький кабинет, находившийся рядом с той комнатой, в которую ее заперли.

– Войдите! – услыхала она голос Сэррея. – Внук лорда Уорвика не должен быть среди пленников. Но скажите мне, Роберт Дадли, как могло случиться, чтобы знамена Уорвика развевались во время такого предприятия, которое – я не умею назвать его иначе – является просто недостойным похищением женщины, способным только опозорить его участников?

– Вы ошибаетесь, Роберт Сэррей. Англия в войне с Шотландией. Мой отец не является игрушкой в руках Генриха Восьмого, но, как истинный англичанин, не может не желать, чтобы принц Уэльский соединил при посредничестве руки Марии Стюарт обе короны двух островных королевств.

– Сэр Роберт Дадли, вы защищаете своего отца, и я не буду оспаривать у вас права на эту защиту. Но ваш дед, лорд Уорвик, послал меня сюда, чтобы оберегать шотландскую королеву против посягательств Генриха Восьмого.

– Очевидно, он надеялся на то, что вы и при шотландском дворе останетесь англичанином.

– В этом он не ошибся, но именно как истинный англичанин я не способен на предательство. Посмотрите только на царственного ребенка, Роберт Дадли, и потом спросите ваше сердце, можно ли назвать рыцарским поступком передачу этого ребенка в руки палача Англии?