В черном списке

Лиза Косанге поставила тарелки, и мы принялись за тяжелые маисовые лепешки, ноздреватые и пресные, сдобренные повидлом из гуайявы. Это было праздничное кушанье. В окно были видны бегонии, все еще цветущие в импровизированной вазе из половинки автопокрышки. Неподалеку виднелась большая электростанция, но провода от нее сюда не доходили. Освещать Орландо считалось излишним. Огонь керосиновой лампы отражался в глазах Анжелы. Услышав названия стран, в которых мы побывали, она стала совсем серьезной.

— Вы уже несколько раз приглашали нас к себе, — сказала Анна-Лена, — Мы же ни разу не могли пригласить вас к себе в гостиницу.

— Вы могли бы остаться жить здесь, — сказала Лиза, — хотя мы прекрасно понимаем, что это нереально. Говорят, в отелях так неуютно.

— В Родезии у нас был свой дом, — сказал я, — а в Южной Африке мы лучше всего чувствуем себя у вас.

— Да ведь это все не наше. Нас могут отсюда вышвырнуть в любое время, — сказал Вилли.

Я вспомнил одного врача африканца, который на вопрос о том, почему он купил дорогой автомобиль, а не дом, ответил: «Для африканца единственный надежный дом — это автомобиль».

Лиза побежала к соседке: мужа соседки посадили на месяц в тюрьму, а у нее в это время родился первый ребенок, которого она назвала Мосули, что на языке племени коса означает «осушающий слезы». Ее знакомые не раз помогали ей деньгами. И Лиза должна передать соседке немного собранных денег и рассказать, сколько дали Мария, Исаак, Макомба, Инокентий, Элизабет и другие.

Пока Лиза отсутствовала, пришел домой Петер.

— Ты слышал, — спросил его Вилли, — что Амосу Факела дали месяц тюрьмы?

— Вот как? — сказал Петер, пожимая плечами. Ему самому до совершеннолетия оставалось всего лишь восемнадцать месяцев, а Анжеле — неполные три года. Что с ними будет потом? Вилли и Лиза могли бы научить их, как достать квитанцию к паспорту и удостоверение. Однако никто не мог предугадать намерений властей, никто не мог гарантировать, что им удастся избежать резервации. Наилучшей защитой была хорошая работа — тогда их мог бы выручить хозяин, если бы их забрали в полицию.

Мы восхищались выдержкой Вилли. Но он сказал, что у других больше причин потерять выдержку. Неграмотные люди были опутаны невероятно сложной системой анкет и оттисков пальцев. Они беспомощно барахтались в сети, которая все больше опутывала их. Они зависели от всего на свете и никогда не знали, кто поможет, а кто пройдет мимо. И случалось, что они в отчаянии начинали бить посуду, неслись очертя голову по улице, грабили первого встречного. А чем еще можно было ответить на несправедливость?

Петеру надо было уходить куда-то, и Анжела шла с ним. Он подарил нам обточенный кусок пемзы в форме головы.

— Мы сможем оградить себя и без камней, — сказал Вилли иронически.

Вернулась Лиза и послала Роберта спать. Мы вслушивались в убаюкивающий мягкий говор с протяжным а-а-а, характерный для африканцев, говорящих по-английски. Мы старались запомнить все: сидящего у стола с учебником Роберта, желтоватые блики на потолке, падающие от света керосиновой лампы, печь на кухне, дверь в комнату, где спала Ребекка, циновку, которую всегда любезно пододвигали к ногам входящих, старинную репродукцию на стене, изображающую «птицу феникс, которая отрывает от солнца кусочки, чтобы сделать звезды».

Пора было расставаться со всем тем, что было частицей Южной Африки, в последний раз выйти на ветер, несущий золотистую пыль с желтых и белых терриконов. Мы не знали, увидим ли мы все это когда-нибудь снова. Было такое чувство, будто уходишь в изгнание, но ненадолго. В Южной Африке оставались люди, по которым мы всегда будем скучать. Но пока не было поздно, пока наши впечатления не превратились в противоречивые цифры и обобщения, нам хотелось еще и еще смотреть на это жилище, на женщину в кухне, ребенка на полу, мужчину со своей газетой — все это было совсем одинаковым и у белых, и у черных. Самым важным на свете нам казалось удержать в памяти выражение лиц, разговор и обстановку дома.

— Вы уверены, что ничего не забыли? — спрашивает Лиза. — Смотрите не опоздайте на самолет.

Через несколько часов мы будем над экватором, и Южная Африка останется позади. Но нам казалось, что мы едем всего лишь в соседнюю локацию.

— Мы еще увидимся, — сказал Вилли Косанге и сочувственно похлопал нас обоих по спине, будто мы отправлялись в ссылку.

— Однако не при нынешнем режиме, — сказал я, — пни не разрешат нам приехать снова.

— И все же мы скоро увидимся, — повторил Вилли.

Он засмеялся тем особенным гортанным смехом, каким могут смеяться только африканцы, и можно было подумать, что ему очень весело.

— Не выпьете ли чаю перед дорогой? — спросила Лиза.

Мы с благодарностью отказались. У нас не было времени. В следующий раз. И они отпустили нас, попросив не забывать о нашем обещании.

Да, мы будем помнить.

Этого забыть невозможно.

ПОСЛЕСЛОВИЕ