Мы ехали на север от крупных локаций мимо чуть видневшегося вдали Мидоулендза, а навстречу мчались рейсовые грузовики и африканцы на велосипедах. Дорога шла вдоль железнодорожной насыпи, на которой раскачивались белые цветы. Но вокруг них не вились насекомые — была поздняя осень.
Мимо прогрохотал паровоз с большими цистернами, наполненными водой. Это был тихоходный поезд, мотавшийся туда-сюда по пустыне. Б окнах четвертого класса сплошь черные лица — это на работу в шахты направлялись жители Ньясаленда. Они проехали через Родезию и Бечуаналенд и делали пересадку в Мафкинге. С первыми лучами солнца они должны прибыть в город золота и в зале ожиданий стоять, пока не явятся агенты по найму рабочей силы и представители комиссии «Нейтив лейбор» для Родезии и Ньясаленда. Грамотные успеют за это время перечитать объявления для неевропейцев, а затем их всех на грузовиках доставят в бараки, где они будут жить в одиночестве, оторванные от остального города.
Через несколько лет они возратятся домой, после того, как смогут собрать деньги на дорогу в Ньясаленд и еще немного на все остальное, но их взгляды изменятся от соприкосновения с миром белых. Многие оставили на родине жен и невест, некоторые — детей, а остальные были слишком молоды, когда направились в путь. Но самые старшие пробыли на шахтах уже двенадцать лет, и их дети, оставленные у озера Ньяса, успели забыть отцов.
Проехав шахтерские города Родепорт и Крюгерсдорп, мы остановились около только что открывшейся сельской лавочки. Торговец варил на газовой плите кофе в эмалированном кофейнике. Было свежо, и он включил нагреватель, работавший тоже на газе. Затем он убрал несколько больших буханок и кусков хлеба с прилавка, толкнул ногой молочный бидон, осмотрелся и помедлил секунду, раздумывая, как к нам обратиться.
— Сэр? Мадам?
Мы купили бутылку сидра и одну из спрятанных им буханок хлеба. Он сунул деньги в ящик, записал сумму на большом листе бумаги. Затем с внезапным удивлением посмотрел на нас:
— Иностранцы?
— Да.
— Здесь давно не крашено, — пробормотал он извиняющимся тоном. — Кроме того, я не вставил стекла в рамы. Откуда?
— Из Швеции.
Он повернулся и начал что-то искать на полке.
— Анчоусы в соусе из омаров из Греббестада, — выговорил он с трудом. — Поставщик двора.
Он протянул нам банку, крышка которой была готова лопнуть от брожения.
— Здесь у нас никто не ест такое. Хотите взять? Бесплатно.
Он хмуро улыбнулся и повесил несколько колбас на крюк.
— Как идет торговля? — спросил я после того, как мы поблагодарили его.
— Не настолько хорошо, чтобы кто-нибудь захотел купить эту лавочку. Сюда мало кто заходит. Вы сегодня первые покупатели у меня. Знаете, сколько я держу лавочку открытой? С семи утра до восьми вечера.
Тринадцать часов в день! Можно подумать, что я индиец…
— Но вы же сводите как-то концы с концами?
— Сводить концы с концами, в каком смысле? — Спросил он и внезапно прекратил разговор.
Мы свернули на небольшую дорогу, которая, видимо, вела к ферме, но нигде не было видно человеческого жилья. Мы уселись в пышной траве, среди бурых растений, похожих на хмель. Вокруг нас простирались пастбища, кукурузные поля и аллеи, которые вели неизвестно куда. Здесь, в глубине Трансвааля, банка с анчоусами, когда мы ее проткнули, зашипела как змея. Мы поели хлеба, запили его сидром. Над нами на голой ветке эвкалипта сидела сизоворонка, и ее оперение поблескивало как неяркий ночник. Было восемь часов утра. Так прошел наш завтрак.
Мы исследовали русло речки, сухое и потрескавшееся; корявые ивы и заросли купыря словно сторожили течение воды. Осы и скорпионы спрятались на зимнюю спячку между камнями и в трухлявых деревьях. Не было видно никакой живности, кроме кролика, величиной с футбольный мяч, который замер при нашем появлении, а затем бросился бежать в сторону горы Витватер и исчез из виду.
По мере нашего продвижения на северо-восток почва становилась все менее плодородной, поселки встречались все реже. Здесь, на африканском высокогорном плато, простиравшемся до самого Судана, нам изредка встречались огромные камни. Одни из них походили на глыбы, свалившиеся из космоса, другие — на детские головки, на которых скульпторы забыли высечь лица. В этой местности людям легко будет вступить в контакт с пассажирами «летающих тарелок», и нам очень хотелось, чтобы в Южной Африке приземлилась неизвестная армия из космоса и вызвала такой ужас, который заставил бы объединиться белых с черными.
Но за этими скалами, когда-то, до разделения на белых и черных, жили бушмены, которые высекали свои силуэты на камнях, и тем самым положили начало искусству.
Снова появилась железнодорожная линия на Бечуаналенд, и дикие голуби, которые, говорят, появляются здесь только тогда, когда желтеет кукуруза, собрались в стаи вдоль путей и отгоняли мелких птиц. На крыльце зеленого дома, перекрашивавшегося множество раз, стояла цветная девочка и вытрясала коврики, настолько изношенные, что была видна основа. На коньке крыши над ее головой безостановочно вращался флюгер.