В черном списке

Есть еще много людей, в том числе и в нашей стране, которые готовы защищать апартеид, как честную попытку решения расовой проблемы. Но ничто нельзя оправдать из деяний доктора Фервурда и его правительства, ибо они доводят людей до могилы из-за их предков и разлучают детей с любящими родителями. Тот, кто не живет в Южно-Африканском Союзе, должен знать о том, что там происходит и должен что-то сделать для этой страны. В кейптаунской канцелярии с помощью ничего не говорящего названия «список населения» так оскорбляется человеческое достоинство, как, вероятно, нигде в мире.

ЦЕНА ЧЕЛОВЕКА

— Мы с радостью приветствуем посещение нашей страны иностранцами, — сказала полная пожилая женщина. — Мы были в городе и смотрели на принца Бернарда. Он помахал нам рукой, совсем как белым людям. Подумайте только, если бы Елизавета и Филипп захотели приехать к нам сюда!

Она показала на свою семнадцатилетнюю дочь и неожиданно добавила:

— Она ждет ребенка. Я уже давно говорила ей, если ты проводишь время с мальчиками, то чтобы ты ни делала, все равно будет ребенок. А если ты принесешь домой ребенка, то, истинный бог, я убью и тебя, и его. Но в один прекрасный день мне пришлось забрать мою дочь от ее тетки в Ланге. Она не осмеливалась прийти домой. Она, конечно, получала от своих ухажеров губную помаду, пудру и тому подобное, чего я не могу ей дать. И вот, я вяжу одежду для малыша.

— Мама такая добрая, — прошептала девушка.

Мать и дочь были первыми людьми, с которыми мы завязали разговор в Виндермере — наиболее известных трущобах Южной Африки. Принц Бернард, конечно, не видел этих трущоб, хотя проезжал мимо них по дороге из Кейптауна в Иоганнесбург. Он не смотрел в ту сторону, так как его внимание удавалось отвлечь прекрасным ландшафтом на противоположной стороне дороги.

Что такое Виндермере? Пустынная, болотистая местность. Сараи, сделанные из обрезков жести. Дождевая вода в огромных лужах, покрытых тиной. Летом дети обжигаются о листы железа, которыми обиваются стены. Зимой дождь и морской ветер опрокидывают крошечные домики. По обе стороны от Вортреккерроад, границы южного района города, протянулось крупнейшее в Кейптауне кладбище.

Виндермере — это единственный мелкий колодец для 15 тысяч жителей и самая большая по сравнению < другими городами смертность от дизентерии и туберкулеза.

Виндермере — это старая женщина, которую я видел но утрам. Ноги ее опухли от ревматизма. С тяжелым узлом выстиранного белья она проделывала долгий путь до автобусной остановки.

Виндермере — это горькое кофе, подслащенное порошковым молоком. Старая женщина в кровати, оставшаяся без работы. Дочь, которая начинает свой рабочий день в половине пятого утра и в двадцать лет выглядит как тридцатилетняя женщина.

Виндермере — это А. Д. Мэтьюз, стойкий начальник социального управления, грохающий в бессилии кулаками по столу; «Иисус Христос один накормил мир пятью ячменными хлебами и двумя рыбами. Здесь 95 процентов населения живет ниже уровня «обеспеченности хлебом». Пол-литра молока в день спасли бы этих детей с раздувшимися животами, недоразвитыми конечностями и экземой».

Виндермере — это курица, бегающая на коротких ножках вокруг чугунов, кружась около своей смерти, и вечерняя молитва женщины: «Боже милосердный, я ведь знаю, что ты есть! Почему твоей милости не может быть немножко больше?»

Виндермере — это стены, сделанные из ящиков из-под сахара и оклеенные газетами. В холодные ночи, когда дуют западные ветры, дети решают кроссворды на «обоях» и читают сообщения о событиях в мире, ощущая боль в шее.

Виндермере — это два малыша, кроватью для которых служит старый чемодан без крышки. И есть люди, которые вдруг застывают при виде вас, потому что в городе, полонившим их, все дышит скрытой угрозой. И нужно заговорить с ними, расшевелить их, похлопать их по плечу, чтобы они внезапно засмеялись и что-нибудь сказали.

— Ни в Персии, ни даже в Индии нет ничего подобного, — сказал один турист мистеру Мэтьюзу.

Виндермере будет снесен, половина его уже снесена. Никто уже больше не пойдет за водой к луже, ни один гость не будет больше содрогаться при виде нищеты. Союз не позволяет своим гражданам жить подобно животным.

Но тот, кто потревожит эти лачуги, совершит преступление, поскольку для многих эти ветхие стены служат домом в широком смысле слова. Хижины будут разрушены, и вместе с ними будут разрушены населяющие их семьи.

Виндермере сносится не потому, что он является позором для людей, а потому, что людям там удается выживать. Этот город, который представляется посетителю как скопление доведенной до крайности нищеты, — одно из немногих мест в стране, где африканец «незаконно» может иметь свою семью, и поэтому жить в радости. Виндермере был спасением от голода, ветхие стены его домов давали возможность женам быть вместе со своими мужьями, молодым — встречаться, а детям воспитываться под присмотром своих отцов.