Один из крупнейших представителей цветной интеллигенции доктор Рихард ван дер Росо, который сам был переселен, поведал нам на своей вилле в Винберге следующую историю. Один человек жил в том месте Кейптауна, который вошел в район для белых. Его братья, намного более светлые, чем он, сошли за белых. Они, вероятно, останутся жить в этом районе, но ему придется переехать в пригород, расположенный далеко от места его работы. У него ведущее положение в обществе, он участвует в работе коммунальных органов, занимается благотворительностью. У каждого из его братьев также свое дело. Этого озлобленного и отчаявшегося человека теперь точит соблазн «предать» своих братьев.
Возможности для шантажа стали большими. Один человек, которому удалось получить хорошее образование и жениться на белой женщине, вынужден тайно помогать своим более темным сестрам, которые презираются белыми и которые никогда не смогут посещать школу. Он живет в постоянном страхе, что появится кто-нибудь из его родственников и выдаст его. Имеется несколько случаев, когда торговцы принимались за изучение генеалогии своих конкурентов, чтобы выдать их расовому трибуналу и изгнать из того или иного района.
Многодетная женщина снова вышла замуж после смерти своего мужа. В один прекрасный день она узнала, что регистраторы населения в Кейптауне имеют основание сомневаться в расовой чистоте ее покойного мужа. Было начато расследование, и хотя оно не дало еще никаких результатов, одно лишь подозрение привело к тому, что отчим возненавидел детей. Один из них бежал из дому, и о нем ничего не слышно, а мать серьезно заболела.
Трудно сказать, какой из приведенных примеров наиболее ярок. Я не затрагивал столь же обычную трагедию, когда цветного регистрируют как африканца. Подобных случаев «расового разграничения», пожалуй, еще больше, а страдания людей еще сильнее, так как только африканец должен иметь паспорт, который означает контроль, отсутствие свободы и принудительные работы. Цветной каменщик получает 900 крон в месяц, а африканец за ту же самую работу — 225 крон.
Согласно сведениям министра внутренних дел, в марте 1959 года рассматривалось около 100 тысяч дел «о расовом разграничении». Господин Рикерт с легкостью обнаруживает темный оттенок кожи, и семью отправляют за колючую проволоку в локацию, где она проводит оста ток своей жизни. Господин Рикерт редко обнаруживает светлый оттенок. В его канцелярии слишком темно.
ПОКА НЕ ЗАХЛОПНЕТСЯ ДВЕРЬ
Однажды в понедельник, незадолго перед отъездом из Кейптауна, мы сидели в кафе. Напротив нас сидел молодой человек лет двадцати. Завязался разговор, пожалуй, самый примечательный за время моего пребывания в Южной Африке.
— Я здесь, наверное, в последний раз, — сказал Ян ван С.
— У тебя нет возможности остаться? — спросил я.
— А я и не хочу, чтобы она у меня была. Сначала я думал пойти по избранному пути, но это было бы безумством.
— Что же ты думаешь делать?
— Школы для цветных нуждаются в учителях. А я когда-то думал стать учителем.
— Что тебя удручает больше всего?
— Даже и не знаю. Театры, концерты… Жалованье такое низкое, что никогда ничего не сможешь приобрести. Никогда не сможешь получить паспорт для выезда за границу. Несколько недель назад официально заявили, что цветные учителя не имеют права выезжать за границу на учебу или по какому-либо другому делу.
Ян ван С. был белым студентом, который несколько дней назад узнал, что должен зарегистрироваться как цветной.
— Как относится к этому твой младший брат?
— Он совсем растерялся. Он только что окончил школу и теперь должен стоять в очереди, по крайней мере год, для того, чтобы поступить в новую школу, а время дорого. В своей школе он был капитаном второй сборной футбольной команды. Теперь он неевропеец. Ему хотелось стать инженером. Не знаю, есть ли у него теперь какая-нибудь возможность. Где мы сможем достать денег?
— Ты еще не голосовал?
— Нет. Папа голосовал с националистами. Мы все же происходим от буров. А теперь этот голос потерян. Однако я не чувствую себя изолированным. Я начал интересоваться остальной Африкой. Не думаю, что мне будет недоставать контактов. Я все же учил историю и литературу, и для меня, вероятно, легче найти свое место среди африканцев. Теперь же, когда мне вручили расовую карточку, бесполезно тягаться с белыми. Если бы только Европа и ООН могли что-нибудь сделать…
— Это не может долго продолжаться, — сказал я. — Это слишком уж абсурдно.
— Думаю, что да. В противном случае получается, что мы находимся здесь только ради грядущих поколений. Мы мучаемся, вероятно, во имя того, чтобы когда-нибудь белые и цветные могли любить друг друга, не боясь осуждения.
— А что говорят девушки, с которыми ты знаком?
— Многие мои товарищи из студентов возмущались за меня. Но белой девушке очень трудно полюбить того, кого она знает как цветного. Они так же далеки друг от друга, как принцесса от нищего. Дело не в том, как выглядишь, а в том значении, какое имеет слово «цветной». Каждый год многие люди выезжают за границу для того, чтобы вступить в брак.