В черном списке

Ланга — наиболее опрятная из локаций, которые мы видели. В один из вечеров мы посетили эту локацию вместе с Рандольфом Вигне из журнала «Контакт» и говорили с надзирателем, мистером Роджерсом. Африканцы стояли в очереди, чтобы уплатить квартплату и тем самым избавиться от полицейской облавы следующей ночью.

— Ланга — спокойная часть города, таких драк, как в Иоганнесбурге, здесь никогда не бывает, — сказал мистер Роджерс. — Как вы знаете, у нас есть свои трудности, связанные с приспособлением жителей к местным условиям, но мы стараемся решать эти проблемы наиболее гуманно.

Я вспомнил его слова, когда название Ланга в марте 1960 года стало известно всему миру. На газетных фотографиях были видны распростертые на земле тела убитых африканцев и военные самолеты, пикирующие на дома. Из Ланги в Кейптаун направилась 30-тысячная мирная демонстрация. Вокруг локации простирается «буферная территория», представляющая собой болотистую низменность, и полицейские смогли без труда окружить локацию, а затем ходили из дома в дом и согласно изданному правительством бесчеловечному параграфу 97 избивали всех, кого они встречали в этот «день бича» 4 апреля 1960 года.

Мы посетили добродушного африканца Кробси, работавшего в канцелярии локации. Он жил в небольшом стандартном домике, был примерным холостяком, имел патефон и горку с фарфоровыми фигурками кошек. Он казался довольным. Я запомнил его особенно потому, что он вдруг закрыл глаза и произнес следующую речь:

— Я хочу, чтобы ты, Рандольф, понял, как я рад, что ты привел сюда этих посетителей из отдаленной части нашего общего мира. Ты хотел показать им, как мы, африканцы, живем, и ты привез их в мой скромный дом холостяка. Я с радостью готов принять их и сохраню память об этом, как доказательство нашей дружбы.

После речи он вздохнул с облегчением. Мы были взволнованы и прослушали подряд несколько африканских джазовых пластинок.

Около одного из бараков мы встретили двух официальных «холостяков». Мы заговорили об их «проблеме приспособления». Один из них работал в доках, его жена и сын первенец жили в резервации. Он не мог посещать их, пока не кончится его контракт. Если бы он покинул Кейптаун, вместо того чтобы возобновить контракт, ему не разрешили бы вернуться назад. Кейптаун был закрыт для африканцев, которые приезжали из других мест. Но, живя в резервации или работая на белой ферме, африканец не мог содержать свою семью. Сейчас же он посылал домой часть своего заработка. Он находился в западне. Он считал, что лучше вообще не видеть свою семью, чем видеть, как она голодает.

Одиночество хуже, чем неурожай и град. Далеко от своих родных мест живут мужчины, не имея ни собственности, ни денег. А в резервациях находятся тысячи молодых женщин, которые становятся «вдовами» в двадцатилетием возрасте; они видят своих мужей лишь каждый второй год, рождают каждый второй год детей и каждый четвертый год хоронят их. Случается, что муж дает знать о себе письмом, в котором иногда вложена купюра, а чаще содержащим жалобы на то, что его последние деньги пошли на уплату штрафа за то или иное нарушение паспортного режима. Дети забывают отцов.

Женщины с детьми сотнями ходят по бурым холмам, собирая топливо. Они вспахивают поля на волах, в одиночестве собирают урожай на зиму, пасут овец, для того чтобы дети могли ходить в школу. Им приходится вести домашнее хозяйство и заниматься воспитанием. Они живут в резервациях, где на каждого трудоспособного мужчину приходится по восьми женщин, где плотность населения достигает 125 человек на квадратный километр, где некоторые дети никогда не видели настоящего молока. Правительство же жалуется на примитивные методы ведения сельского хозяйства.

Может ли женщина когда-нибудь приехать к своему мужу в Кейптаун? Только тогда, когда у ней в паспорте стоят печати, а их она обычно не может получить, даже если тяжело больна. Она может пробраться в город без разрешения. Но как она туда приедет? На всех железнодорожных станциях запрещено продавать билеты африканцам, направляющимся в крупные города Союза пли в пригородные районы, если не будет предъявлено разрешение государственного чиновника.

Единственной возможностью для большинства женщин остается прибегнуть к помощи людей, которые обычно толкутся около станций и рынков. Иногда ей удается устроиться на грузовик, но этот риск стоит денег. Иногда кто-нибудь продает ей фальшивый паспорт. Но сведениям газеты «Africa South», такой паспорт стоит около 300 крон. Не у многих женщин имеется такая большая сумма. А торговцы паспортами люди черствые. Если женщина привлекательна, то она, продав свое тело, может снизить цену до 100 крон. Женщина может пойти на это ради желания еще раз в своей жизни увидеть мужа. Но когда она попадает в город, каждая минута их встречи становится нарушением закона. Таков апартеид.