В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии

Некоторые ведомства, по полному праву и без оного вмешивавшиеся во время моего министерства в политику, носились с идеей вставить клин между Северной и Южной Германией и обратить последнюю, в противоположность воинствующей Пруссии, к мирной венской политике.

Идея эта была заражена несколькими первородными грехами. Во-первых, как мы уже говорили, главным препятствием к миру было не пресловутое пруссачество, а программа Антанты, касающаяся раздробления Австро-Венгрии, причем сближение с ней Баварии и Саксонии ничего бы не изменило. Во-вторых, все больше и больше распадающаяся двуединая монархия отнюдь не являлась привлекательным центром для Мюнхена и Дрездена, которые, хоть не пруссаки, но зато германцы до мозга костей. Неясная идея, в которой никто и не хотел признаться, о возвращении к положению, предшествующему 1866 году, была анахронизмом. В третьих же – и это главное, – все эксперименты, могущие вызвать у Антанты впечатление, что Четвертной союз распадается, были опасны.

При таких условиях распределение функций приобретало исключительное значение, а именно сознания этого-то и недоставало вышеупомянутым ведомствам.

В этой идее все же заключалось и здоровое ядро, и хотя назначение баварского графа Гертлинга было сделано не по нашему наущению, а лишь к великой нашей радости, надо все же заметить, что при назначениях на ответственные посты император Вильгельм постоянно старался принимать во внимание и симпатии Вены. В лице Гертлинга и Кюльмана во главе Германской империи стали два баварца, которые, независимо от своих высоких личных достоинств, являли одним своим баварским происхождением естественный противовес прусской гегемонии – поскольку это было еще возможно при той централизации хозяйства, которая тогда царила. Но идти дальше, не неся известного ущерба, было невозможно.

Мы с графом Гертлингом отлично понимали друг друга. Этот умный просвещенный старик имел один недостаток – старость и связанную с ней немощь. Он спас бы Германию, если бы ее еще можно было спасти в 1917 году. Но в том быстром потоке, в котором она неслась к своей гибели, он не нашел, за что удержаться.

За последнее время сильно ослабло его зрение. К тому же он легко уставал, а утомительные конференции и совещания, длившиеся долгие часы, были ему не под силу.

IX. Польша

Тисса против австро-польского разрешения вопроса. – Германия требует очищения территории, оккупированной Австрией. – Польская тактика. – Германские пожелания о выравнивании границ. – Сопротивление Людендорфа. – Румыния вместо Польши. – Чернин и поляки. – Центральная Европа.

Манифестом 5 ноября 1916 года императоры Австрии и Германии провозгласили Польшу королевством.

Когда я вступил в обязанности министра иностранных дел, я нашел поляков раздраженными против моего предшественника. Они считали, что Германия хотела отвести вновь созданное польское королевство нам, а граф Буриан будто бы отклонил это предложение. Такая версия, по-видимому, была порождена недоразумением, так как сам Буриан утверждал, что она совершенно лжива.

Помимо целого ряда побочных осложнений, отношение к польскому вопросу было обусловлено тремя чрезвычайно трудно преоборимыми препятствиями. Первое заключалось в различных толкованиях, придаваемых ему компетентными факторами Австро-Венгерской монархии. Тогда как австрийское министерство относилось к так называемому австро-польскому вопросу вполне благожелательно, граф Тисса оказывал ему сильнейшее сопротивление. Он стоял на той точке зрения, что присоединение Польши ни в коем случае не должно затрагивать политической структуры двуединой монархии и что Польша может быть включена как австрийская провинция, но отнюдь не как триалистический фактор Австро-Венгерской монархии.

Характерно для его миросозерцания письмо, посланное им мне из Будапешта 22 февраля 1917 года, то есть вскоре после моего вступления в должность министра. Оно гласило: