В долине солнца

– Если он выкарабкается, – ответил ему Ридер.

– Будем об этом молиться.

– Но это случилось при свете дня.

– Да, люди ее видели. – Шериф пожал плечами. – Не ту девчонку, чье милое личико напечатают в некрологах, если это вообще попадет в газеты. Нет, они все скажут, что видели существо, которое больше всего теперь хотят забыть, я вас уверяю.

Люди приходили и уходили по двое – по трое. Мужья и жены. Друзья семьи. Молодые парни и девушки в школьных спортивных куртках поверх черных рубашек и платьев.

Ридер взял сложенную фотографию девушки, присланную по факсу, из кармана рубашки. Эту фотографию он получил в полиции для расследования. У девушки были темные волосы, убранные назад за маленькие уши, и ослепительная улыбка. Слушая, как кричат скворцы, он вновь почувствовал холодный щелчок своего револьвера, когда он взвел курок, и хруст ее шеи у него под ботинком, когда наступил на нее и продавил, будто это был не человек, а полое бревно.

Вдруг затрезвонил приемник.

Он ответил на сигнал, стараясь не выдать дрожь в голосе.

– Давай, Мэри.

– Твоя жена звонила, Джон. Прием.

Он помолчал.

– Она интересуется, вернешься ли ты домой или нашел кого-то помоложе и посимпатичнее.

Держа радио в руке, он наблюдал, как люди приходили и уходили по мощеной дорожке.

– Ты не отзванивался со вчера. Прием.

Он зажал кнопку передачи и ответил:

– Тут что-то не так, Мэри.

Он отпустил кнопку.

– Джон, в чем дело? Там все нормально? Прием.

Он открыл рот, чтобы ответить…

она мертва, мне пришлось ее убить, хотя я должен был ее защищать, всю жизнь я верил в закон и никогда не размышлял о Боге, по крайней мере после того, как Конни потеряла ребенка и все изменилось, но это было так давно, так чертовски давно, Мэри, и с тех пор я придерживался истины о том, что природа – единственный абсолют, и нет ни добра, ни зла, а только биологические потребности, которые нас портят, над которыми мы должны встать выше с помощью закона и цивилизации, сдержать хаос. Но вчера я увидел кое-что настолько ужасное, что прорвало дыру во всем сущем, и мир как прорвало, из него вывалились кишки, как из освежеванного зверя, потому что я выстрелил в труп девушки, чье право на жизнь присягнул защищать, и закон не может принять подобного, а шериф долбаного округа Крокетт прав – в такой правде утешения нет, ни сейчас, ни когда угодно, и нет, Мэри, нет, здесь не все нормально

…и, сказав все это, он посмотрел на свои стариковские дрожащие руки. Приемник лежал у него на коленях, и он даже не нажал на кнопку передачи.

– Джон? Прием?

Он зажал кнопку и отозвался:

– Скажи ей, я вернусь, когда вернусь, Мэри. И что симпатичнее ее никого нет. Конец связи.

Он отключил радио и поехал к магазину спиртного рядом с продуктовым, что он заметил по пути в город. Он снял жетон с пистолетом и оставил их в машине, зашел в магазин, где купил две бутылки виски, и, вернувшись, направился прочь из города. Он припомнил небольшой мотель рядом с трассой, примерно в десяти минутах к востоку. «Это будет что надо, – подумал он. – Место, чтобы поразмышлять. Чтобы собраться с мыслями. Мне нужно только время. Только время и все».

Вскоре он увидел перед собой вывеску.

САНДОНЕР.

ВАШ ДОМ ВДАЛИ ОТ ДОМА.

– Сойдет, – сказал он и сбавил скорость, чтобы свернуть.