В доме на холме. Храните тайны у всех на виду

— В мире сейчас многое идет на слом… в общем, многое меняется. — Пенн был поражен, одновременно доволен и встревожен открытием, что гендерное неравенство оказалось для ребенка новостью. Видимо, они слишком постарались оградить ее от мира, как и всегда. — Верно, мужчинам часто платят больше, чем женщинам, даже за одинаковую работу. Верно, за работу, в которой традиционно доминируют мужчины, платят больше, чем за работу, в которой доминируют женщины. Верно и то, что ты сможешь быть, кем захочешь, если будешь упорно трудиться.

— Нет, — Поппи покачала головой. Они ее не понимали. — Когда я получу работу, какой бы она ни была, мне будут платить больше как мальчику или меньше как девочке?

— На индивидуальном уровне это на самом деле не работает, — принялся объяснять Пенн, — и это чуточку сложнее, чем ты сказала, но…

— Если ты снова начнешь носить брюки, — перебил Ру, — сможешь выйти на пенсию на десять лет раньше.

Поппи показала Ру язык и вернулась к домашнему заданию, но разговор запомнился всем.

В тот же вечер она постучала в дверь к родителям.

— Что случилось, золотко? — Рози и Пенн лежали в постели и читали. — Не можешь уснуть?

— Не могу.

— Почему?

— Переживаю из-за того, чем я буду заниматься, когда вырасту.

— Не думаю, что стоит беспокоиться об этом сегодня, — сказала Рози.

— Это нужно для школы.

— Ну, выбери какую-нибудь профессию. Тебя же никто не будет ловить на слове.

Поппи с несчастным видом покачала головой:

— И меня беспокоит, кем я буду, когда вырасту. Мальчиком или девочкой.

Рози закрыла книжку.

— Ты можешь быть, кем захочешь, — ответила она осторожно.

— Девочкой быть дорого.

— Правда?

— Из-за гегемонии. Мальчики зарабатывают больше, чем девочки.

Выражение лица Рози отразило компромисс между потрясением и озабоченностью.

— Я зарабатываю больше денег, чем папа.

— Правда?

Родители кивнули:

— Но это потому, что у тебя мужская работа.

Рози подумалось о неравенстве в политике клиники. Почему-то никто не требовал, чтобы организацией завтрака занимался Джеймс.

— И приходится тратить много денег на косметику, если ты девочка, и покупать много обуви и средств для волос, — продолжала Поппи.

— Все это совершенно не обязательно. — У самой Рози было четыре пары обуви: зимняя, летняя, спортивная и нарядная. — Помнишь, мы говорили, что ты могла бы печь торты, играть с куклами и носить розовую одежду, но это не сделало бы тебя девочкой?

Поппи помнила.

— Точно так же тебя не делают девочкой косметика и большая коллекция обуви.

— И нельзя… — Пенн не знал, как это сформулировать. — Нельзя определять свою гендерную идентичность, или профессиональную, или вообще любую исходя из того, что будет приносить тебе больше денег. Это неправильно — не быть девочкой только потому, что ты могла бы зарабатывать больше как мальчик.

— И не следует оставаться девочкой, — добавила Рози, — если думаешь, что ты мальчик, или хочешь быть мальчиком… она помедлила, — или можешь быть мальчиком.

— И если ты хочешь быть бейсбольным комментатором, — быстро добавил Пенн, — то им ты и будешь.

Поппи поковыряла пальцами ног ковер.

— Я сказала, что хочу быть бейсбольным комментатором, но на самом деле хочу быть ученым.

— Каким? — Рози постаралась придать голосу легкомысленность вместо чрезмерной радости.

— Наверное, изучать рыб, — стеснительно сказала Поппи, — но ученого, который изучает рыб, называют ихтиологом. Когда мы в библиотеке искали книги о своих профессиях, я назвала ихтиолога, а Марни Элисон сказала «икотолог», и все смеялись. Поэтому, когда пришлось рассказывать о выбранной профессии перед всем классом, я сказала, что хочу быть бейсбольным комментатором. Но тогда Джейк начал говорить гадости, и я теперь не знаю, кем быть.

Рози не могла решить, что важнее: явный интерес дочери к науке, что было очень здорово, или ее знакомство со словом «ихтиолог», что явилось для матери новостью, или ее обеспокоенность гегемонией, о которой, безусловно, предстояло еще не раз разговаривать, или тот факт, что одноклассники Поппи травят ее из-за выбора профессии и Бог знает чего еще. Она остановилась на вопросе:

— Ихтиолог? Это вроде морского биолога?

— Типа того, но лучше. Морские биологи должны изучать всех, кто живет в океане. Ихтиологи могут сосредоточиться только на рыбе. А вы знаете, — тут ее голос опустился до заговорщицкого шепота, хотя они были только втроем, — что многие рыбы меняют пол?!

Родители понятия об этом не имели.

— Они меняют пол или обоеполые. Оба пола сразу или вначале один, потом другой. Все рыбы-клоуны вначале мальчики, но некоторые потом становятся девочками. Рыбы-попугаи — все девочки, так что потом одной из них приходится стать мальчиком: она меняет окраску и все остальное — но потом, если появляется другой мальчик, может снова стать девочкой. Каракатица умеет делить окраску пополам, так что все девочки с одной ее стороны могут заигрывать с ее «мальчиковой» половиной, а все мальчики с другой ее стороны видят половинку-«девочку» и поэтому не считают угрозой.