В доме Шиллинга

— Неужели вы думаете, что я позволю оскорбленію коснуться меня, — отвчала она съ гордымъ презрительнымъ превосходствомъ. — Я говорю это не въ укоръ, — кто можетъ осуждать хозяйку за то, что она не желаетъ дтскаго шума въ своемъ дом? Мое замчаніе относится къ вамъ, такъ какъ вы необдуманно хотите взять на свои плечи бремя непріятностей и тяжелой отвтственности…

— Это ужъ мое дло, — прервалъ онъ ее холодно и твердо. — Впрочемъ, мое предложеніе, насколько вамъ извстно, происходило не изъ высокаго о себ мннія, а единственно изъ желанія доставить вамъ возможность скоре покинуть нмецкую почву, — прибавилъ онъ почти горячо. — Феликсъ потребовалъ слишкомъ многаго отъ васъ! Ваше присутствіе, ваше долгое пребываніе въ этомъ тихомъ уголк равняется для васъ нравственной смерти — это непозволительное похищеніе вашей драгоцнной молодости!.. Вы привыкли побждать, встрчать удивленные взоры повсюду, куда бы вы ни обратили ваши гордые глаза, вы привыкли жить въ баснословной роскоши среди роскошной тропической природы, гд ваша красота возбуждала тропическія страсти, — ничего этого не можетъ вамъ дать Германія съ ея блднымъ небомъ, съ ея «холодными, какъ рыба» людьми. Тамъ вы найдете…

— Да, тамъ я ищу и найду… четыре могилы, — промолвила она беззвучно и съ укоромъ взглянула на него неподвижными, полными cлезъ глазами.

Она быстро повернула назадъ и, закрывая лицо веромъ, быстрыми шагами направилась къ дому съ колоннами.

30

Въ монастырскомъ помсть царствовало тяжелое настроеніе. Прислуга робко пряталась по угламъ, когда раздавались шаги совтника; вс тревожно прислушивались къ его рзкому голосу, между тмъ какъ онъ бранился и ворчалъ цлые дни…

У него было много заботъ.

Въ каменноугольныхъ копяхъ вдругъ появились въ узкихъ трещинахъ и щеляхъ тонкіе, но довольно быстрые струйки воды, очень встревожившія его и рабочихъ… Вся мстность такъ называемой малой долины, гд находились каменноугольныя копи, была очень богата родниками; небольшіе холодные ручейки пробивались всюду и при вход въ долину образовали большіе пруды. Съ самаго начала много толковали о томъ, что совтникъ обнаружилъ при этомъ предпріятіи скупость и корыстолюбіе, что мры безопасности были неудовлетворительны и хищническая разработка производилась самымъ ужаснымъ образомъ.

Но совтникъ мало заботился о городскихъ рчахъ. Онъ съ все возраставшей жадностью собиралъ богатства, которыя доставляли ему копи, и гд только можно сокращалъ расходы, какъ вдругъ изъ глубины вынырнуло привиднье, страшный врагъ, выступившій изъ стнъ въ вид водяныхъ струй. Врагъ наступалъ все сильне, такъ что надо было принять какъ можно скоре мры, стоящія большихъ денегъ, чтобы отклонить явную опасность, и это-то длало совтника мрачнымъ и сердитымъ.

Маіоршу, казалось, это нисколько не печалило. Она никогда не была разговорчива, прислуга знала ее всегда такой, и праздныя рчи были строго запрещены въ монастырскомъ помсть. Все-таки люди удивлялись, что братъ и сестра едва обмнивались словомъ, здороваясь утромъ и прощаясь вечеромъ. И когда совтникъ возвращался домой разстроенный и съ мрачнымъ лицомъ проходилъ черезъ кухню въ столовую, маіорша ни о чемъ не спрашивала его. Она аккуратно приносила кушанья, снимала фартукъ и садилась за столъ. Разговаривалъ одинъ Витъ, прочіе же молчали.

Напротивъ того, у маіорши все боле и боле развивалась новая привычка, — она проводила въ саду каждую свободную отъ хозяйственныхъ занятій минуту. У нея и тамъ было дло: ощипываніе гороха и бобовъ, поливаніе овощей и полотна, разостланнаго для бленія. Но служанки хихикали и говорили, что полотно никогда не высыхаетъ, такъ часто она его поливала, и ни одинъ благоразумный человкъ не поливаетъ овощей въ жаркіе полуденные часы. Ихъ также поражало то, что «госпожа» часто стояла на скамь и глядла черезъ заборъ въ сосдскій садъ — это тоже была новая мода и очень поразительная въ «гордой неприступной» женщин, которая прежде не всякаго удостоивала взглядомъ и держала себя такъ, будто ей ни до чего въ мір не было дла… Смшно! Влзать на скамью и смотрть на толстую переваливающуюся съ бока на бокъ негритянку, вдь не на маленькую же двочку, за которой ухаживала негритянка, смотрла она. Она вдь терпть не могла маленькихъ дтей.

Сегодня цлый день къ совтнику нельзя было подступиться. Одинъ изъ работниковъ, отвозившій уголь на желзную дорогу, разсказывалъ, что хозяинъ былъ принужденъ изъ-за глупой исторіи съ водой выписывать издалека ученыхъ людей, — нужно было вce передлать въ копяхъ, а это стоило огромныхъ денегъ.