«Я работал на сорок втором этаже, – Менеджер явно ценил внимание к своей персоне и любил потрепать языком. – Компания „Pyramid Products“, Mexican branch, fucken logistics department. Оупенспейс. Кулер с водой. Тонкие перегородки из пластика. Все это будет мне сниться до самой поездки в крематорий. Мне обещали повышение, секретаря и персональный кабинет. Как-то раз я спросил своего босса, зачем являться на работу, если я могу делать ее дома? Мол, это даже более эффективно. Где угодно разверни экран и клаву. Или глазами управляй… А он то ли китаец, то ли японец. Не понял меня. Как это, мол, не хотеть работать в команде? Чертов робот. Чертовы технологии! Вместо того чтоб дать нам свободу, сделали из нас рабов. Они контролировали каждый наш шаг. Следили за нашим пульсом и пищеварением. Проверяли, не слишком ли много времени мы тратим на дефекацию. Штрафовали за неоптимальные движения. За разговоры не по делу, даже если они не мешали нам работать. За неорганизованное перемещение по коридорам. Немного, но за месяц из таких микроштрафов набегало прилично глобо. Правда, существовали бонусы за хорошее поведение. И за сообщения о чужих нарушениях тоже. Иногда я, как вор, умудрялся выкроить минут двадцать в Сети. С помощью приблуды, которую я купил на черном рынке. Удирал туда, чувствуя себя крутым мятежником. Скользил как призрак. Смотрел котиков, мешал с говном чужой креатив. Читал и слушал „друзей“. Френдов было тысяч триста, но в реальности я не знал из них никого. Каждый понедельник чистил списки и добавлял новых. Поссорившись с одним, удалял и всех общих. Такой у меня был принцип. Удалял людей по темам – по отношению к кошкам, взглядам на моду, политику, музыкальным вкусам. Но вместо старых всегда приходили новые „друзья“. Я боялся, но никто не узнал об этих моих вылазках. Через полгода меня повысили. А через год я понял, что я несчастнее последнего бездомного из гетто, у которого никогда не было постоянной работы и который стоит в очереди за бесплатным супом… хотя сейчас за ним многие стоят, но я говорю о временах до революции. Мы там были придатки к hardware. Надсмотрщики за рабами и сами рабы. Как крысы, проходили утром через чек-поинты и вечером выходили обратно. Только звоночек звенел: „Дзинь, дзинь!“. А эти ежедневные „мотивационные брифинги“, придуманные акционерами из Азии! Это даже хуже, чем американский тим-билдинг и уроки любви к корпорации! Мы реально и стояли строем по струнке и отвешивали начальству поклоны! „Да, господин супервайзер. Да, мы будем стараться и работать еще лучше! Да, мы гордимся, что трудимся в самой лучшей компании“. Я понял, что моя кредитная история завершится прыжком из окна. Но даже окна они сделали такие, что выше третьего этажа выйти в них было нереально. Там специальные антисуицидальные сетки. Наверняка они ждали момента, когда можно будет стирать нам память. Чтоб мы всегда были счастливы. И вот однажды я просто взял и ушел. Хотя и знал, что в этом году с работой еще туже, и я могу остаться на бобах. Но сбежал из этого долбаного концлагеря. Целый месяц пил, играл в виртуалки, встречался с чиками… А потом понял, что в жизни чего-то не хватает. Нет, я не бездельничал, а занимался фрилансом, но это было не то. Мало того, что денег стало меньше… так еще и вместо долгожданной свободы почувствовал какую-то смесь тревоги и стыда. Я чувствовал себя постоянно виноватым! Я понял, что начальник и корпорация устраивали за меня мою жизнь. Давали смысл. И уже хотел написать им, чтобы вернуться. Меня бы приняли обратно, хоть и с понижением. Мне бы даже оплатили переезд в другую страну… где нет войны. Но я буквально ущипнул себя за руку. Свернул форму письма. И пошел к вам… Пришло время платить по счетам! И сдачи не надо, спасибо».
Вот таким был Роберто, менеджер-революционер и стихийный луддит.
Из его речей Рихтер не узнал ничего нового. Многие пенсионеры и уволенные из Корпуса шли работать в службы безопасности. И он давно знал, что работникам крупных корпораций вживляют специальные маячки, это прописано в трудовом договоре. То есть «добровольно». И их «линзы» отслеживают и записывают, на что смотрит работник. А контролирует всё специальный отдел эффективности. В котором обычно пара человек, а остальное делают программы. Корпорации умеют считать деньги, в отличие от государственных бюрократов, где ту же работу делали бы штатом из двадцати служащих, зато программу бы взяли более дешевую. И так было везде. Неважно, что делала компания – детские мультики или ядерные двигатели.