В двух шагах от войны

«Авангард» прощально провыл сиреной, поднял якорь и отправился обратно в Кармакулы.

«Ну, вот и все, — подумал я, — вот и остались мы, как Робинзоны, на пустынном и одиноком берегу, и с нами Пятница, вернее, целых семь Пятниц Прилучных».

— Вы, товарищ комиссар, и ты, Марья, со мной айдате, — сказал Иван Иванович, — надо место для палаток присмотреть да насчет паужны[33] распорядиться, проголодались небось робятишки-то. А здесь Ваня с малыми моими останется. Покажет, куда вещи таскать. Да гляди, Ваня, поторапливайтесь — скоро море вздыхать зачнет. Прилив, значит, пойдет.

Иван-младший молча кивнул. В отличие от отца он был не очень-то разговорчив.

Иван Иванович-старший вместе со своей женой и Людмилой Сергеевной пошли вдоль берега.

— Однако, пока вешши таскать, — сказал Иван Иванович-младший и обернулся к сестре: — Ты, Ольга, ишшо с малыми плавник пособирай, а мы пойдем.

— Слушаюсь, товарищ командир, — смешливо сказала Ольга, и я только теперь разглядел ее как следует.

Ничего девчонка. Арся на нее загляделся, а когда и она на его посмотрела, так покраснел даже. Это Арся-то!

Захватив кто что мог, мы пошли за Ваней. Он сам сразу взвалил себе на плечи мешок с солью. С грузом по камням не больно-то попрыгаешь, и, когда Арся с ящиком за спиной попытался все-таки прыгнуть, ему это дорого обошлось — он поскользнулся и брякнулся вместе с ящиком.

К счастью, упал он на бок и на песок. Ольга звонко расхохоталась. А Иван спокойно спросил:

— Не зашибся?

— Не-е, — сказал Арся смущенно, встал с песка и начал отряхиваться. Потом попросил Славку подбросить ему ящик за спину и упрямо зашагал вперед, но скакать больше не пробовал.

— Дофорсился, — сказал Васька Баландин, — нашел перед кем.

Ольга засмеялась опять, и Иван прикрикнул строго:

— Ольга! Чего регочешь?!

Она фыркнула презрительно и принялась собирать плавник.

«Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота», — думал я каждый раз, когда с очередной поклажей, согнувшись в три погибели, тащился вверх.

Да, наверное, не один я так думал. Если в первый раз все бросились разбирать грузы с шутками, смехом, то сейчас только кряхтели да иногда поругивались сквозь зубы. Пот катился с разгоряченных лиц, мы поснимали свои ватники и пальтишки, но от этого было не легче — груз врезался в плечи и спины и даже в мягком мешке или матрасе вдруг появлялись твердые и острые углы. Мне, например, казалось, что на спине у меня вырос горб, как у хорошего верблюда.

И вся эта работа проходила под неумолчный шум прибоя и под вопли и хлопанье крыльев встревоженных нами птиц. От этой музыки заложило уши и ломило в висках. Не знаю уж, из каких сил, скорее всего только на самолюбии, но я держался…

Однако кончилась и эта адова работа, и все мы в изнеможении повалились на землю, вернее, не на землю, а на поросшие кое-где мохом и какой-то неказистой коричневой и бурой растительностью камни. Некоторые, правда, догадались вытащить из груды вещей матрасы, а я как брякнулся на плоский камень, так и не поднялся, пока не позвали ужинать. То есть не позвали, а просто принесли еду к нашему «лежбищу». А носили ее в мисках Ольга со своими братишками — старшему одиннадцать, младшему семь-восемь. Ох, что это была за уха! В жизни своей я не ел ничего вкуснее. Когда только успели приготовить?

— Это Людмила Сергеевна ваша да маманя моя, — охотно ответила на мой вопрос Ольга.

— А добавки можно? — спросил Саня Пустошный.

— Почему не можно? Обязательно даже можно, — ответила Ольга весело, и десяток мисок протянулись ей навстречу.

Наконец все наелись, как говорят, от пуза и снова разлеглись кто где. Я лег на живот и, подперев голову руками, стал лениво обозревать окрестности. Честно скажу, приятного было мало. Голая каменистая, довольно ровная площадка с разбросанными там и сям валунами, вдали — снежные шапки гор, неподалеку в небольшой лощинке — приземистая изба, а рядом еще одна избушка поменьше, да бесконечное кружение птиц и привычный уже тускловатый оранжевый шар полярного солнца. И пожалуй, только синее, играющее переливами море скрашивало эту не очень-то приветливую картину.

Отдыхали мы недолго. Подошли отец и сын Прилучные.

— Заморились? — сочувственно спросил старший. — Однако, робятки, ишшо дна работенка есть: палатки ставить. Не на воле же ночевать. — Он осмотрел горизонт, и, видимо, что-то ему не понравилось. — Гляди, как бы ветер не взялся, вон горы-то как куриться зачали.

Мы с опаской посмотрели на горы: они и верно как будто курились мелкие, разорванные и разбросанные, светлые облака ходили вокруг вершин в медленном хороводе.

Кряхтя и чертыхаясь, ребята начали подниматься.