В этих гнилых стенах

– Ты ведь в курсе? – спросила Ришель после того, как обменялась сухим коротким приветствием с Кирой и уселась за стол. Голос ее звучал серьезно, даже с упреком. Я решил немного разрядить обстановку:

– Что, я опять забыл какую‐то важную дату и меня ждет взбучка? Что на этот раз? Годовщина со дня, когда я впервые заплел тебе косички, или памятная дата преждевременной смерти твоего любимого хомячка? – Натянув на лицо глупую улыбку, я откинулся на стуле к стене. Шутил. Не было у нее хомячка никогда.

Ришель взглянула на меня так, что я едва не поперхнулся глотком воздуха, закашлялся, а сердце испуганно застучало. Взгляд ее не сулил ничего хорошего, поэтому я на всякий случай отодвинулся, готовый броситься в сторону, уклоняясь от летящего в меня… чего угодно. Рише не слишком щепетильна в таких вопросах, и ее совершенно не беспокоит, чем именно она собирается сделать мою голову плоской. Почему‐то захотелось встать и убежать.

– Не ерничай. Я о том, что у тебя был подражатель.

Я сразу посерьезнел, потому что, когда она говорит таким тоном, ее послушают и закоренелые бандиты, и высокопоставленные чиновники. Однако что‐то в ее словах царапнуло слух, и прошло несколько секунд, прежде чем я сообразил, что именно.

– Был?

– Да, был. Он скончался в больнице сегодня ночью. Сломанные ребра повредили внутренности, почки отказали… Митя сказал, что он еще на удивление долго цеплялся за жизнь.

Я оторопел. Давая мне время переварить услышанное, Ришель отвернулась, принюхиваясь к аппетитному запаху жареного мяса. Кира застыла с ложкой в поднятой руке, не замечая брызжущих на руки жгучих капель масла, летящих со сковородки, и подняла на меня испуганные глаза.

– Ты знал об этом, Дюк? – ее разочарованный шепот был громче крика Рише.

– Н-нет, не думал, что все так серьезно.

– Сколько было этому пареньку? – так же тихо спросила она, глянув на Рише.

– Лет шестнадцать. Там какая‐то грустная история. Они магазин, где работал его отец, грабанули, и отца убили, вот он и полез мстить.

– Дюк, ты ведь найдешь этих гадов?

Дрожь пробежала по моему телу от этого вопроса. Нет. Зачем? Зачем мне искать их, если это не мое дело, если я хочу быть как все? Если я хочу семью с тобой?

– К-конечно.

– Нет, Дюк, – твердо сказала Рише. – Ты обещал, что больше не будешь рисковать собой! Эти ребята людей убивают на раз-два, и ими должны заниматься власти.

– Но власти не станут… Пока это не коснется их самих. Вряд ли это их первое нападение, уже давно бы поймали, если б хотели. Ты ведь понимаешь это…

– Понимаю. Но ты поклялся. Поклялся мне, что в это больше не полезешь!

– Но они ребенка покалечили… – вмешалась Кира.

– И теперь ты хочешь, чтобы они и Дюка забили? – грубо ответила Рише. – Слушай, сколько раз я зашивала тебя? Сколько перематывала твои раны, ссадины, сколько раз ты приходил переломанный так, что непонятно было вообще, как ты еще передвигаешься? Сколько бессонных ночей я плакала, беспокоясь о тебе? Этого мало? – У нее начиналась истерика. Кира молчала, глядя на меня.

Я поднял глаза на подругу. «Вот как мне поступить? Отсидеться, делая вид, что моя хата с краю? Да нет, ты же первая меня презирать начнешь. Я клялся… Я хотел жить для тебя. А сделать что‐то нужно для него», – мелькало у меня в голове. Рише словно прочла мои мысли, по щеке ее покатилась слеза. Не в силах выдержать это, я отвернулся и посмотрел на Киру. На ее лице явственно проступали изумление и почти детские обида и непонимание. «Почему ты слушаешь Рише? Почему она тебе указывает? Если ты не герой, то кто?» – твердили мне ее глаза.

Это было еще хуже, и, вздохнув, я вновь повернулся к Рише.

– Послушай, это же не…

– Не мое дело? – вскрикнула она.

Я прикусил язык. Давай, болван, повтори это. Ты ведь именно это и хотел сказать.

– Нет, я хотел сказать… – Неловкая пауза. – Это же не была… – Я умолк под гнетущим взглядом подруги и опустил голову, не в силах продолжать.

– Да, Дюк Нордан, твоя клятва и в этот раз не была настоящей. Просто пустышка, детская забава. Как и все твои клятвы и обещания! – Клыки подруги оголились в злобном оскале, и, вскочив со стула, она убежала, хлопнув дверью.

На душе было гадко и паршиво. Давно ли наша дружба переросла в состязание: кто кому сделает больнее? Сердце разрывалось от боли и желания догнать Рише.

И что я ей скажу? Очередную банальность о добре и зле? Об ответственности за парня? Она и так все прекрасно понимает. Но простить такого отношения к себе не может. Уже не может. И у нее есть полное право сердиться. Так что сиди и думай о том, что кретин здесь только один.

– Дюк, я думаю…

– Не сейчас, Кира.

Она замолчала, испуганно поглядывая на меня, и обиженно закусила губу. Знакомый жест. Я выдохнул. Еще раз. И еще. Отпустило.

– Включи что‐нибудь на своем экране. – Так я называл ее бионический компьютер. 3D-картинка появлялась прямо перед глазами и проецировала перед украшением Киры яркую и четкую передачу фильма.

Девушка послушно достала из рюкзака пачку чипсов и уселась на кровать, молча ожидая меня. Мясо так и осталось на остывающей сковородке.