В этих гнилых стенах

Обстановка была другой. Белые стены сменились обоями; жуткие, мертвые даже с виду, шкафы исчезли, уступив место обычной мебели. Внимательно оглядевшись, я узнал квартиру Рише. Наташи в комнате не было, тетя и Рише же, видимо, не отлучались от меня во время перевозки. Сейчас Ришель хлопотала у стола, готовя бутерброды, Николь сидела на стуле у окна и читала газету.

Я долго всматривался в старый закипающий чайник; чем дольше я пытался сосредоточиться на предмете, тем быстрее картинка расплывалась, а глаза начинало неприятно пощипывать.

– Как это произошло? – просипел я и закашлялся от сухости в горле.

Обе, как по команде, вздрогнули, отрываясь от дел и поворачиваясь ко мне.

– Ну наконец‐то! – воскликнула Рише. – Мы уж думали, что ты опять… – Она запнулась, видимо, решив, что шутка про смерть сейчас не к месту.

– Как‐как… А как это обычно происходит? – Тетя тяжело вздохнула. Даже в своей повседневной одежде – простецких легинсах и толстовке – она, живое воплощение понятий «аккуратность» и «вкус», выделялась на фоне сиротской комнаты Рише, как бриллиант среди стекляшек. – Парень не справился с управлением и въехал в витрину магазина, где ты ждал Киру.

Тетя подошла к кровати и протянула мне телефон с фотографией происшествия. Судя по ней, я умер быстро. Неудивительно, что я ничего не помню.

– Она… была… там? – Я тщетно пытался проглотить ком в горле после каждого слова.

– Малыш, ты точно хочешь говорить об этом? – Николь смотрела на меня с жалостью, словно готовилась вонзить мне нож в сердце.

– Раз уж я спрашиваю.

– Да, Дюк. Тебя сбили у нее на глазах.

В груди заныло.

– Что с ней сейчас?

– Она проходит лечение в психиатрической больнице. Очень тяжело восприняла эту ситуацию… И я понимаю ее.

От злости я стукнул кулаком по стене. Перебинтованная рука отозвалась сильной болью до самого плеча.

– Мне нужно с ней увидеться.

– Не смей! – вмешалась в разговор Рише. – Дюк, она проходит курс, понимаешь? Ей вот только‐только стало лучше. Ты представляешь, что с ней будет, если она увидит тебя? Ты ведь умер! Врачи констатировали твою смерть у нее на глазах!

– Но я жив, Рише! – не менее решительно заявил я, но тут же задумался, так ли это.

– Нет, Дюк, ты умер! – рявкнула она.

Мозг кипел от попыток разложить произошедшее по полочкам. Черт, как так‐то? Вот он я, тут, перед тобой, какая, к черту, смерть?! Две недели комы – как одна ночь сна.

– А что с парнем?

После этого вопроса Ришель бесцеремонно отвернулась от меня, возмущенно щелкнув языком.

– Черепно-мозговая, сломан нос, – коротко ответила тетя. – Он не справился с управлением. Экспертиза доказала, что автомобиль был неисправен. Пообещай, что не причинишь ему вреда, ладно? – Она опустила свою холодную нежную ладонь на мою руку, сжатую в кулак, от чего ссадины неприятно защипало.

– С чего бы? – проскрипел я.

– Дюк, тебе нужно найти Аню и просто уйти отсюда. Это твой единственный шанс на нормальную жизнь.

– Я не понимаю! Почему я не могу вернуться, почему нельзя сказать ей, что я жив?!

– Дюк, ты мутант! Ты тот, кого ищет Мира! Они уже долгое время пытаются найти и доказать, что под куполом есть взрослые мутанты. Объявить о твоем воскрешении – все равно, что всадить тебе пулю в лоб!

– Или вам это просто выгодно…

– Идиот, – возмутилась Ришель, не отвлекаясь от готовки.

– Да почему ты такая грубая?

– Почему ты такой тупой? Ты всю жизнь искал смерти, и когда ты умер: «Извините, пошлю Ришель нахер, ведь теперь у меня есть любовь! Давайте-ка скажем всем, что я выжил, а когда спросят, как так получилось, будем отрицать, что я мутант, скажем, что это чудо Божье!» – кривлялась подруга детским голосом, но злоба сквозила в каждом ее слове.

* * *

Бессонные ночи длиною в вечность. Опустошение и боль. Я должен встретиться с Кирой! Я должен, нет, я просто обязан сказать ей, что жив!

– Она была не просто «девушкой из пятого», как ты меня заверял? Да? – прошептала Рише, ворочаясь на кровати, отчего та неприятно заскрипела. Мы оба просто лежали и пялились в потолок, считая на нем старые трещины. Она на кровати, я на полу. Поменялись сразу, как я начал ходить и сам стащил на пол одеяло. В ответ на мое молчание подруга только вздохнула и продолжила:

– Вселенная дает тебе понять, что ты сошел с верного пути.

Рише наклонилась надо мной, ее мягкие волосы щекотали мое лицо, пока она целовала меня в лоб, где уже сошел синяк, а рана превратилась в глубокую царапину. Я закрыл глаза от наслаждения.

– Ты рожден для другого, мой guerrier intrépide [1].

Ты права, Рише. Как всегда, права. Но я должен был попрощаться с ней. Извиниться и попрощаться. Ты же против, Рише, да? Я никому не наврежу, ладно? Всего один раз. Просто увидеть ее еще один раз – и попрощаться.

Нет желания засыпать, нет желания просыпаться. От бессонных ночей и полетов мыслей болит голова по швам.