В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее

– Ха! Мы бы благословили соперника с такими незатейливыми амбициями. Нет, война ведется не для того, чтобы убить врага. Война ведется для того, чтобы перестроить мир согласно капризам одной могущественной группы, несмотря на капризы другой могущественной группы. А мертвые – искры, которые вылетают из металла, когда обе группы сталкиваются друг с другом.

2 часа 40 минут до бомбардировки Неназываемого

Джон не доехал трех блоков до карантина. Люди были везде. Словно настал полдень Четвертого июля, когда все небольшими группами, не торопясь, идут в парк, чтобы найти место, откуда можно посмотреть на фейерверк. Только сейчас никто не нес одеял и шезлонгов – вместо этого каждый вооружился до зубов. С места водителя Джон узнал знакомую ковбойскую шляпу и обтянутый джинсами зад, идущие неподалеку.

Джон подъехал туда, где Ковбой-Обтягивающие-джинсы шел по тротуару, выкрикивая кому-то приказы, и опустил окно.

– Тебя сюда послал Хэнк? – спросил Ковбой. – Нам все еще не хватает четверых.

– О, нет, – сказал Джон. – Фальконер поблизости?

– Детектив? Он куда-то ушел. Сказал, что должен идти по следу.

– Вот дерьмо. А что происходит?

– Конец света. Где ты был всю неделю?

– Что?

– Как, ты сказал, тебя зовут?

– Джон. А тебя?

– Джимми Дюпре. Рад видеть тебя. Мы будем держать весь карантин до тех пор, пока ВВС не разнесут все это дерьмо где-то через…

2 часа 35 минут до бомбардировки Неназываемого

– Я уже упоминал свою книгу, – сказал Мар-кони. – «Вавилонский рубеж».

– Ага. А я сказал, что не читал ее. Обычно я жду, когда выйдет фильм.

– Пожалуйста, попробуй сосредоточиться. Ты понимаешь смысл названия? Ведь ты знаешь о Вавилонской башне, верно? Ты же ходил в воскресную школу?

– Ага, знаю. В древности все люди говорили на одном и том же языке, но потом они решили построить башню до небес. Тогда Бог проклял все место работы, каждый заговорил на разном языке и все смешалось.

– Совершенно верно. «И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их так, чтобы один не понимал речи другого»[6]. Вот так прямо в тексте и сказано, мистер Вонг – Бог испугался. И он ограничил нашу способность общаться, боялся, что, действуя заодно, мы бросим вызов Его власти.

– Надеюсь, вы не говорите мне, что вся эта дрянь является Божьим проклятием, наложенным из-за того, что мы построили наши здания слишком высокими. Вроде как урок, чтобы навязать плоский город. Лучше бы он взялся за Дубай.

– Нет. Но это параллель. Ты знаком с числом Данбара?

– Нет.

– Но ты должен, ведь оно правит каждым мгновением твоей сознательной жизни. Это и есть наша Вавилонская башня. Человеческие амбиции ограничивает вовсе не отсутствие единого языка. А число Данбара. Оно названо по имени британского антрополога Робина Данбара. Он изучал мозги приматов и их общественное поведение. И обнаружил кое-что, что должно изменить твое восприятие мира. Он заметил, что чем больше неокортекс, кора головного мозга, тем большую общину могут создать приматы. Видишь ли, взаимоотношения в сложном обществе требуют от головного мозга много работы. И когда оказывается, что группа приматов больше, чем могут обработать мозги, вся система рушится. Образуются трещины. Начинаются войны. А теперь, обрати внимание – это критически важно, ты можешь поглядеть на мозг примата и предсказать, насколько велико его племя, даже не зная, к какому виду он принадлежит.

– У Оуэна есть часы? Вы сказали ему про пятнадцать минут, но я не знаю, воспринял он это буквально или…

– Мы уладим с ним дело через мгновение, но я тебя понял. Самое важное – каждый примат имеет свое число. – Маркони показал на толпу, собравшуюся за оградой. – Включая и этих приматов там, снаружи. Включая тебя и меня. Если опираться на размер неокортекса человека, получится примерно сто пятьдесят. Именно столько людей мы в состоянии распознать, прежде чем достигнем максимума наших связей. Конечно, в зависимости от конкретного человека, число может быть слегка другим. Это и есть максимальная способность человека к состраданию.

Я посмотрел на него во все глаза.

– Погодите, – сказал я. – Неужели есть такая часть нашего мозга, которая диктует нам, сколько людей мы в состоянии вытерпеть, прежде чем начнем действовать как задницы?