– Короткий ответ – мы маги. Более длинный ответ – мы с ним приняли магическое зелье, которое дало нам способности. Еще более длинный ответ – это наркотик, продававшийся на улицах; он выглядит, как сироп или машинное масло, которое десятилетиями не меняли. Наркодилер называл его Соевый соус. Ты принимаешь его, и мгновенно все изменяется. Ну, с твоего восприятия реальности как бы спадает вуаль. Первые несколько часов после дозы ты вроде как чертов полубог. Можешь скользить через время и пространство, распутывать тайны вселенной и прочую хрень. Потом возвращаешься и опять чувствуешь себя обычным человеком. Но некоторые эффекты не проходят. Ты становишься членом клуба.
– Этот наркотик, он пришел от тех людей, верно? Как и вся эта хрень?
– Ага.
– Он у тебя еще остался? Ну, твой Соевый соус?
– Тебе лучше его не принимать. Он убивает девяносто девять процентов из тех, кто с ним соприкасается. Совершенно омерзительными способами. Дилера, который продал мне его, размазало по стенам собственного трейлера. Но, отвечая на твой вопрос, да, у нас еще есть немного Соуса.
– Где?
– Я покажу тебе. Безо всякой херни. Но сначала нужно слинять отсюда.
– Согласен.
– Давай я попробую угадать и скажу, что они не согласятся освободить нас, даже если ты махнешь своим значком перед тем чуваком, который сторожит дверь.
– На этот раз ты прав, – сказал Фальконер. – Не знаю, понимаешь ли ты, но для своего гребаного временного штаба эти засранцы выбрали самое неподходящее здание в радиусе ста миль. Генераторы у них на парковке, силовые кабели подведены через окна, и повсюду ящики. Мне кажется, что у них просто не было времени проработать то, что они сделают в случае неожиданных событий. Вроде пожара.
– Вот теперь мы на одной волне. Давай сожжем весь этот балаган.
Фальконер закрыл глаза, выдохнул и сказал:
– Нет, нам нужен только дым. Достаточно заставить их заняться переводом всех пациентов, персонала и прочей херни из здания. Все эти парни в неуклюжих скафандрах будут спотыкаться о кабели, а пациенты постараются сбежать. И в этой суматохе мы смоемся. Теперь, если я выйду наружу и отвлеку какой-нибудь хитростью всех, кого смогу, у тебя хватит изобретательности, чтобы улизнуть и зажечь дымный, но управляемый огонь в каком-нибудь мусорном баке? И не отправить нас всех прямиком в ад?
Джон посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– Брошу туда немного резиновых перчаток; они пахнут в точности как пожар в проводке.
Я вышел с Молли в коридор, собираясь спросить, не видел ли кто-нибудь ее тут раньше. Черт побери, может, она была тут с самого начала, и мы просто разминулись друг с другом. Я получил ответ не спрашивая; едва мы оказались в холле, вокруг нас собралась дюжина человек, и все наперебой спрашивали: «Как ты провел сюда собаку?»
Молли не отвечала. Она тяжело дышала, махала хвостом и давала всем погладить ее.
Она была вся в грязи: и пузо, и лапы. Неужели она где-то подкопалась под забор и ее не заметили? Под оба забора?
Уже через десять минут весть спустилась во двор, и Оуэн созвал собрание, вероятно, чувствовал, что должен сделать этого, как Единственный Парень с Пушкой, согласно «Регламенту Роберта». Вскоре после это по меньшей мере человек сто собрались во дворе вокруг кострища. Ночной воздух был холоден, как чертов лед, и мы все, стоявшие вокруг тлеющих угольков и закоптелых дымящихся грудных клеток, потирали руки и надеялись, что нас не снимают скрытой камерой. Вроде как тяжело прийти на работу, если есть фото, показывающее, как ты греешь руки над кучей раскаленных до красна черепов.
Оуэн держал пистолет в руке, но не угрожал им. Скорее, использовал как молоток председателя, руководя церемонией.
– Мне это не нравится, – сказал он. – Это не имеет смысла. Это тебе не какая-нибудь белка, а большая собака, которая прошла через детекторы и прочую хрень. Она весит не меньше сотни фунтов, и если она смогла пройти, то какой-нибудь чувак тоже сможет.
– Ага, точняк, – подтвердил я. – Если это путь внутрь, он же и путь наружу, верно? Может быть, есть место, где можно подкопаться под изгородью, и сверху никто не…
– Чушь, – прервал меня Оуэн. – Мы проверили весь забор, и не один раз. Братан, именно этим мы и занимаемся весь день. Нет такого места, где мы бы могли прорваться за него. Нет никакой водосточной канавы, никаких больших канализационных труб, как в чертовом «Побеге из Шоушенка».
Я пожал плечами:
– Ну, я своими глазами видел эту собаку в городе, у ларька буррито, уже после того как больница была запечатана. Так что она была на той стороне ограждения, и ее не привезли на последнем грузовике. Значит…
– И, кстати, что, по-твоему, нам с этим делать? – прервал меня Оуэн.
– А почему мы вообще должны что-то делать? – поинтересовался я. – Для ясности, нет никакого признака, что собака инфицирована, верно? Так что об этом мы не должны беспокоится, лады?
– Да, – подтвердил ТиДжей, – собаки заразу не цепляют. Собаки и дети почему-то.
– Готов поставить свою жизнь? – возразил Оуэн. – Жизнь нас всех?