В годину славы и печали

Об этом в Лондон, а вернее в Бирмингем, доложил полковник Шеер, чем вызвал бурю восторга со стороны британского премьера. Покончив с угрызениями совести, он ничуть не менее азартно ждал результатов налета дирижабля на Берлин.

– Русские сумели нанести нам несколько чувствительных ударов и лишили нас некоторого преимущества в южных морях. Ничего страшного. Нам надо поскорее закончить эту войну и начать новую большую игру. Нам надо сесть за стол переговоров и отнять у русских многое из того, что они смогли получить на данный момент. Очень надеюсь, что к этому моменту кресло России на переговорах будет пустовать, – говорил британский премьер в доверительной беседе за чаем лорду Чемберлену, видя в своих пророческих грезах боевого союзника, объятого гражданской войной. При этом судьба собственной страны Ллойд-Джорджа мало тревожила. Успев вывезти из Лондона золото британского банка вместе с королевской семьей, премьер был настроен оптимистически. Пусть падет Лондон и немцы продвинутся на север. Пусть падет Бирмингем и ему придется бежать в Канаду. Благодаря русскому наступлению Германия разваливается, как карточный домик, и конец войне уже близок.

Таковы были планы этих неожиданных союзников, чье внимание было полностью приковано к берлинскому пригороду, где находился литерный поезд генерала Корнилова.

Туда для проведения большого совещания были приглашены командиры и начальники штабов всех русских армий, которые растянулись на огромном протяжении от Белграда, Вены и до Берлина. Корнилов и Духонин разъясняли и уточняли задачи прибывшим военачальникам в свете последних событий.

Сегодня были радостные события. Появление в Праге чехословацкого корпуса генерала Гайды серьезно повлияло на расстановку сил в этом регионе. Столь долго колебавшаяся в вопросе мира силезская группировка войск рейхсвера поспешила сдаться и вместе с городами признать власть временного правительства, чем избавила русские войска от постоянной угрозы флангового удара слева. Кроме этого, корпус мог серьезно связать активность командующего югом Германии фельдмаршала принца Рупрехта. Одновременно с этим власть переходного правительства признал над собой Дюссельдорф, чем еще больше усугубил положение войск Людендорфа.

Видя столь разительные успехи мирного наступления, Корнилов приказывал не предпринимать активных действий против частей рейхсвера, не вступать с ними в бой без особой надобности и стремиться склонить противника к капитуляции путем переговоров. Запрет не распространялся лишь на части генерала Сверчкова, занявшие рейнские переправы, которые противник попытается непременно отбить в самое ближайшее время.

Было уже далеко за полночь, когда совещание закончилось, но кабинет главковерха не опустел. Корнилов задержал у себя несколько человек, желая уточнить с ними некоторые вопросы. Воспользовавшись этим обстоятельством, полковник Покровский решил выйти на свежий воздух и прогуляться перед сном, после многочасового сидения за бумагами. Стояла морозная декабрьская ночь, совершенно непохожая на русскую стужу. Литерный поезд командующего находился на запасных путях Карова и был оцеплен караулом из конвоя Верховного правителя. Караульные были расставлены таким образом, что отсекали всех посторонних еще на дальних подступах, и приблизиться к поезду могли лишь имеющие пропуска люди.

Медленно и неторопливо шел полковник Покровский от вагона к вагону, разминая изрядно затекшие за день ноги. Дойдя до паровоза, он повернул обратно и сразу заметил, как из вагона союзников выскользнула высокая фигура человека в шинели. Наметанный глаз полковника сразу узнал в нем помощника британского представителя при Ставке подполковника Фельтона. Он прибыл в Могилев в конце ноября.

«И чего человеку не спится?» – подумал Покровский. Сам бы он с удовольствием поспал бы часов восемь, но такое счастье в ближайшее время не предвиделось.

Светомаскировка на литерном соблюдалась по всей строгости военного времени, и поэтому путь полковнику в основном освещал серп нарастающего месяца. Подойдя к вагону-ресторану, желая перед долгой ночью подкрепиться, Покровский случайно поднял голову и оцепенел от ужаса. С темного неба, поблескивая лунным светом на своих боках, спускался немецкий дирижабль. Подобно хищной птице, он уверенно приближался именно к литерному поезду, словно притягиваемый невидимым магнитом.

– Тревога! Воздух! Немцы! – громко прокричал Покровский и стремительно бросился к платформе артиллеристов, находившихся рядом с вагоном союзников. Полковник хорошо знал расчет платформы и надеялся, что к его появлению зенитчики уже развернут орудие для отпора врага, но к его удивлению, пост молчал.

На одном дыхании Покровский взлетел по узкой лестнице наверх и, к своему ужасу, увидел недвижимые тела артиллеристов. Все они были убиты, и сделал это хитрый и коварный враг, сумевший проникнуть в тщательно охраняемую зону. Как бы в подтверждение этому с высоты платформы полковник заметил красный фонарь, укрепленный на краю крыши вагона союзников.