В годы испытаний

Бойцы, услышав призыв своего бесстрашного командира, снова устремились на высоту. Завязался рукопашный бой. Таманцы истребили десятки вражеских солдат и офицеров и 12 человек захватили в плен. Особенно мужественно дрались сержант Галкин и красноармеец коммунист Васильев. Отличился и полковник Лапшов — он лично уничтожил 6 вражеских солдат. Таким был Афанасий Васильевич Лапшов, воплощение безумной смелости и решительности, любимец красноармейских масс. «Волевой, отчаянно храбрый, чем-то похожий на Чапаева»[12], — писал о полковнике Лапшове командующий Южным фронтом генерал армии И. В. Тюленев.

Я ни при каких обстоятельствах не видел его унылым, подавленным. Высокий, стройный, худощавый, всегда собранный, деятельный. Спросишь, бывало, в какую-нибудь трудную минуту Лапшова:

— Как настроение, командир?

— По уставу: превосходное, — чеканил Афанасий Васильевич, и его тонкое лицо расплывалось в симпатичнейшей улыбке.

* * *

В результате контрударов войск 9-й армии вражеские соединения, наступавшие на бельцевском направлении, понесли большие потери и были не только остановлены, но и отброшены на несколько километров. А 10 июля части 48-го стрелкового, 2-го механизированного и 2-го кавалерийского корпусов на этом же участке разгромили 22-ю и 198-ю пехотные дивизии 11-й армии немцев. Это вызвало большое беспокойство у командования сухопутных войск фашистской Германии. Генерал Гальдер даже специально направил в 11-ю армию генерала Отта, который должен был на месте установить причину поражения. Мы-то видели, что причина неудач у фашистских вояк одна: они, имея громадное превосходство в силах над нашими частями, натолкнулись на несгибаемую стойкость, мужество, волю и самоотверженность советских воинов. И думается, что в воспитании этих качеств у наших красноармейцев и командиров сыграли важную роль политработники.

Политработник на войне… Он делает то же, что и командир: поднимает людей в атаку, заботится, чтобы бойцы были вовремя накормлены, одеты, борется за укрепление дисциплины, совершает марши, ходит в разведку… Словом, показывает во всем личный пример. Является ли личный пример в бою формой политработы? Да, и при этом самой действенной. Высокие слова должны подкрепляться воодушевляющими делами. Личный пример политрука, коммуниста — выражение твердости, несокрушимой воли партии, ее непобедимости, ее права на руководящую роль. Ведь партия сильна мужеством и несгибаемостью каждого коммуниста.

Я убежден, что в первые дни войны личный пример был и самой распространенной формой политработы. Но если заместитель командира по политчасти — политрук — ограничит свои задачи только этим, то проку от его энергии, энтузиазма и даже мужества будет мало. Он должен обладать еще, так сказать, профессиональным мастерством и умело пользоваться им. Если говорить проще, то это прежде всего любить людей. Как певец немыслим без слуха и голоса, так нельзя быть и политработником без доброжелательного и душевного интереса к человеку, без умения стать близким другом всех бойцов и командиров. А это умение требует величайшего такта и безупречной искренности. Я знаю немало людей, желание которых чем-то блеснуть, выделиться среди других, привлечь к себе внимание вредило им. В любви к людям проявляются такт, ум и воля воспитателя, его нравственная и партийная принципиальность, честность и самоотверженность, демократизм и гуманизм, умение быть учителем людей в социальном смысле слова.

«Почему отступаем?..», «Почему не видно наших самолетов?..», «Где наши танки?..», «Куда смотрели до войны?.. Прошляпили!». Эти вопросы и упреки градом сыпались на политработников в первые дни войны. Что сказать этим людям? Утешить, пообещать, что скоро все изменится — значит обмануть. Надо говорить правду, а правда была суровой: впереди — это становилось ясным — нас ожидали еще большие трудности и испытания.

Может быть, это кому-то покажется спорным, но я убежден, что любовь политработника к людям на войне проявляется в постоянной, иногда даже жесткой требовательности к бойцам и командирам. Военный человек приучен во всем к порядку. Он привык ощущать, что рядом всегда чья-то твердая воля и сила. На нас, старших товарищей, боец надеется больше, чем на самого себя. И нет более тревожной, более тяжелой минуты на войне для отдельного красноармейца, подразделения и части, как отсутствие твердой команды в трудные моменты. Люди боятся этого, как пустоты. Но если команда есть — никакие опасности не страшны. Каждый знает, что делать, и уверен: то, что будет делать он, будут делать остальные. Не случайно бойцы в окопах чувствуют себя куда увереннее, чем в одиночных ячейках.