Валерий Платонов. Тогда он был капитаном, командиром экипажа «восьмерки» — вертолета Ми-8, трудяги и воина, который в Афганистане заслужил всеобщую любовь. Именно он, Платонов, оказался ведущим пары вертолетов, на которых летели мы однажды над Панджширской долиной. В серой дымке под нами плыли тупоголовые желтые сопки без единого деревца, сухие пади и овраги, где могли прятаться душманские зенитчики, и только профессионал, знакомый со здешней обстановкой, мог оценить искусную работу капитана Платонова, его штурмана Геннадия Кожанова и пилотов ведомой машины капитана Сергея Каукалова и старшего лейтенанта Виктора Клишанца, выбиравших в небе самый безопасный путь. Я сидел возле иллюминатора, и мне кое-что успевал объяснить прапорщик Святослав Шевчук, борттехник экипажа, дежуривший рядом со мной у бортового пулемета. Ми-8 — машина транспортно-боевая, ее главное назначение — возить людей и грузы, но по этой мирной машине душманы стреляют при всяком удобном для них случае, и потому для самозащиты она несет на борту оружие. Как-то неожиданно мы оказались у земли, под узким крылом вертолета темной лентой пронеслась река, колеса упруго толкнулись в жесткую землю. Вдруг стало жалко прощаться с летчиками. Лишь позже я узнал, что капитан Платонов — секретарь партийной организации в той самой эскадрилье героев, о которой я уже был наслышан и до которой во что бы то ни стало решил добраться.
Заместителем командира по политчасти Платонов станет позже, заменив капитана Леонида Белицкого. Я узнаю об этом уже из письма летчика эскадрильи Антона Береславского, присланного в «Красную звезду», которая напечатает мой очерк об этих крылатых витязях и беззаветных тружениках-интернационалистах. А тогда, на афганской земле, путь мой в эскадрилью начинался в парашютно-десантной роте, которой командовал старший лейтенант Валерий Кириченко...
Близился полдень, когда группа десантников роты высадилась из боевых машин в пустынных, бесплодных горах. Предстоял подъем к вершине горы по длинному пологому скату. Такие подъемы кажутся легкими только издалека и только тем, кто их сам не брал. Десантники же предпочитают им отвесные скальные кручи. Когда спину жалят жесткие лучи высокогорного солнца и в лицо излучает жар накаленная земля, через сотню шагов в разреженном воздухе срывается дыхание и заходится сердце, начинает казаться, будто кто-то все время подбрасывает в вещмешок горячие камни, и ноги немеют от острой боли. В таких походах по-настоящему понимаешь, что сильный человек — это прежде всего волевой человек.
В тот раз до самой вершины горы командир группы старший лейтенант Борис Ковалев не объявлял привалов, но никто из десантников не запросил отдыха: в учебном задании на первое место ставилась скрытность броска, а скрытность зависит от времени перехода. Шли, оскальзываясь на каменных осыпях, ломая цепкие колючки и ломая смертельную усталость в себе.
Группа была столь малочисленна, что ее невозможно назвать подразделением, но в безлюдном краю и такая группа далеко заметна. Гора одним краем нависала над ущельем, по которому к мирным кишлакам не раз прокрадывались из Пакистана душманские шайки.
Вот, наконец, и вершина — длинная, плоская; с нее ущелье просматривалось в оба конца. Но желанный отдых еще не пришел — командир приказал немедленно начать оборудование позиций. Выставили дозорных. Работали молча, споро. Замаскировали позицию. Залегли, затаились. И время словно остановилось, а с ним остановилось косматое солнце в зените, от которого попрятались даже ящерицы и птицы. Отдых не приносил облегчения, лучше бы, наверное, что-то делать, обливаясь потом, но главным делом теперь стали неподвижность и полное молчание. Вокруг, насколько хватало глаз, вздымались разновеликие вершины серо-желтых и серо-коричневых гор. Причудливые тени редких облаков, лежащие на их склонах, казались издалека горными лесами, они манили воображение, рисуя прохладную сень, щебет птиц и перезвон ручейков.
Как ни старались десантники соблюсти на своем учении скрытность, чьи-то злые глаза, видно, успели заметить группу на переходе...
Близился закат, когда старший лейтенант Ковалев услышал раскатистый грохот крупнокалиберного пулемета и увидел огненные трассы, летящие из долины к вершине горы. В ту минуту он находился над самым краем ущелья вместе со старшим лейтенантом Яном Кушкисом и радистом рядовым Евгением Калягиным. Выйдя на связь с основной группой, он приказал: на огонь не отвечать, ничем себя не обнаруживать, всем оставаться на своих местах. Несколько минут было тихо, и уже подумалось, что душманы обстреляли вершину на всякий случай, как вдруг на нее обрушился свинцовый шквал — разом палили многие десятки винтовок, пулеметов и автоматов. Над вершиной закурилось облако пыли. Находившийся в основной группе прапорщик Чайка сообщил: в долине он наблюдает передвижение вооруженных людей, их не меньше сотни.