В горах долго светает

— Наш мулла хочет примирить непримиримое. Он хочет, чтобы мы держали в руках только коран, но коран от душманской пули не спасает. — Он показал пробитую, бурую от засохшей крови книжку. — И разве ты, Абдулла, забыл, что законы нашего рода и племени выше законов ислама? С первых дней наш род поддерживает дело Апреля. Это наша революция, и ее законы стали нашими законами. Они справедливы — поэтому мы их признали. Смотрите: среди нас нет сегодня ни одного раба-должника, каждый имеет свою землю, мы получаем от государства удобрения и хорошие семена пшеницы и кукурузы, наши дети ходят в школу. Сегодня нам привезли насосы, которые станут подавать воду на наши горные поля, к нам приезжают доктора и бесплатно лечат нас, мы даже лекарства получаем бесплатно. Наконец, твой сын, Абдулла, сегодня спасен. Не будь революции, разве такое стало бы возможным? Почему же, когда всему этому угрожает пришлая банда, ты, Абдулла, трусливо прячешь свой карабин в овечьем хлеву?

— Неправда! — уже громче подала голос девушка. — Это неправда, почтенный старшина!

— Помолчи, женщина! — сурово сказал старшина. — Тебе лучше бы удалиться, здесь говорят мужчины.

— Отец, почему ты молчишь? — Глянув на летчиков, она вдруг подбежала к ослику, стала разматывать вьюк. — Мой отец никогда не прятал своего карабина в хлеву, вот он, видите! Отец даже спит с ним. Он меня научил стрелять, потому что у него нет взрослого сына. Отец ушел из отряда, потому что дал слово мулле, но, если явятся душманы, он будет стрелять в них. Запишите в отряд меня. Ведь есть аулы, где женщины тоже носят оружие.

Старшина, усмехаясь в бороду, покачивал головой. Мужчины гудели — не то осуждающе, не то одобрительно.

— Командир, ты прогадал, ей-богу! Такую можно даже в экипаж зачислить.

— Ты хорошо защищала отца, — степенно сказал старшина. — Тебе надо бы родиться мужчиной, Абдулла тут ошибся. Но раз ты уж родилась женщиной, носить оружие не твое дело. В нашем роду найдутся воины и без тебя.

Лопатин подошел к девушке, протянул значок с изображением Ленина.

— Возьми на память, храбрая красавица...

Уже в воздухе доктор баском рокотнул в наушниках:

— Тебе бы, Лопатин, агитатором работать — вон какую дискуссию закатил в пользу Апреля.

— Мы агитируем работой, доктор, а не словами. Дискуссию устроил не я, а старшина аула. Серьезный мужик — такие, как он, за революцию на костер идут.

— А ведь он небось глава рода, вождь.

— У них вожди разные, — отозвался доктор на голос Карпухина. — Одни превратились в помещиков, богатеев, местных царьков, другие своими руками хлеб добывают. И потом, знаешь, как везде: один о своих личных привилегиях думает, за свое брюхо радеет, другой — за народ. Вспомни — у нас иные дворяне тоже дрались за революцию не хуже пролетариев. А сколько из деревенской бедноты потом выросло кулачья и сколько пролетариев, ухватив кусок или подходящий пост, превращались потом в сытых и тупых чинуш и воров!

— Командир! Перевал затягивает, — предупредил Карпухин. — Как бы возвращаться не пришлось!

— Проскочим.

Лопатин, однако, не без тревоги следил за белым облачком, вспухающим в седловине гор — там, где их обстреляли. Банда, конечно, не станет их дожидаться, но облака в горах бывают опаснее пуль. Груз сейчас невелик, машина легка, но эти белые облачка, безобидные с виду, так обманчивы! При подлете к перевалу они могут горами сырой ваты заслонить трассу. Возвращаться в аул? Да уж лучше пересидеть где-нибудь в распадке. Кто поручится, что в ауле у басмачей нет своих глаз? Вертолет, застрявший на окраине селения, может стать для бандитов приманкой. Они воюют за деньги, им выдают на руки круглые суммы за отрезанные уши убитого человека, за материальные свидетельства об уничтоженных автомобилях, складах, школах, жилых домах. За боевую технику особо платят. Главари душманов всячески внедряют в своем войске староамериканскую тактику: за скальпы — чистоганом! Платят — и находятся охотники за «удачей»...

— Командир, справа от перевала, на склоне, басмачи!

— Плохо! Плохо, лейтенант: бойцов революционной армии принял за бандитов!

— Но это же не царандой.

— Правильно, не царандой. Это — коммандос, специальное подразделение истребителей. Похоже, они сели басмачам на хвост, значит, банде недолго осталось гулять. От этих не вырвешься... Постой, у нас же есть общая волна. Они теперь заметили вертолет. Ну-ка, попробуем... — Лопатин быстро переключил радиоволну. — «Каскад», я — «Вертушка», вы меня видите? Как слышите меня? Прием...

После третьего вызова в наушниках щелкнуло, голос с акцентом отозвался:

— «Вертушка», я — «Каскад», тебя слышу и вижу хорошо.

— «Каскад», имею для вас сведения. Обозначьте место для посадки. Прием.

Внизу четверо из отряда, образовав квадрат, призывно махали шапками.

— Командир, ты бог, что ли? Как ты их узнал?

— О подробностях — на досуге. — Лопатин прижимал машину к телу хребта, целясь в обозначенный бойцами пятачок.

Парни, увешанные оружием, сухощавые, плечистые, дочерна загорелые под горным солнцем, обступили летчиков.