— Ваза может пригодиться в будущем совместном хозяйстве, — с тем же холодком ответил Андрей, припоминая свой вопрос к Варе: есть ли у нее парень? «Андрей Петрович, будь у меня парень, разве пошла бы я с вами ночью рыбу ловить?» Парень-то, выходит, все-таки есть...
— А ты ревнивец, Андрюшенька, — засмеялась сестра.
— А ты, сестренка, или болтунья, или маленькая провокаторша. И это не единственный твой недостаток. Погоди, еще выдам!
— А чего годить? Выдавай сразу. — Сестра, поправляя прическу перед зеркалом, усмешливо покосилась на брата.
В горницу заглянула мать:
— Вы что, уже разругались?
— Как же мама, не ругать ее? Вот смотрит на себя в зеркало и не видит, что эти оранжевые штаны, или, как там у них называют, бананы-чебуреки, мандарины-апельсины, сидят на ней как седло на... телушке.
— Что-о? — Глазищи сестры уставились на Андрея жерлами сокрушительного калибра, но его теперь трудно было остановить.
— Ты же русская девчонка, черт тебя подери! Тебе бы платье хорошее, сарафан голубой, да в цветочках, — от тебя же глаз не оторвал бы. А ты и натуру и фигуру свою коверкаешь, дурацкие штаны натянула — ягодицы, что ли, демонстрировать на публике?
— Андрей, ты чего это? — встревожилась мать.
— Нет, мама, пусть он выскажется! — Голос Наталья задрожал. — Пусть до конца выскажется.
— Я еще тут твои пластинки посмотрел — так чуть от тоски не сдох: сплошные поп-пустьшики. Какие-то тарабарские «Аббы», «Битлзы», «Звезды дискотек», от которых несет пошлятиной через моря и океаны. Да и наши не лучше: уныло-глупые ансамблишки, подло искажающие язык, хрипатая шлягерщина, безголосый и бездарный шептун Кака... — и не выговоришь сразу. И в том же духе до самого конца. Это же все шумовой бред, тоскливая чушь, визги и всхлипы чумной собаки. Это же та самая «музыка толстых» — заплесневелая мякина, на которую ловят глупых воробьев музыкальные дельцы, жулье от искусства... Ты погоди, погоди, дослушай, раз попросила высказаться... Пора тебе, сестренка, понимать, что тут черный бизнес, и ты, покупая пластинку, поощряешь его своим студенческим и отцовским рублем. Бездарность, она быстро находит контакт с делягами, у тех и других расчет простой: чем примитивнее, тем вседоступнее. Написать хорошую песню, найти и вырастить хорошего певца — не то что модные штаны скроить. Вот бездари в союзе с делягами и начинают рекламировать дерьмо, чтобы, значит, привить вкус к этому дерьму воробьям желторотым. Раз наклюются, два — а потом швыряй им кучами — все растащут. Не думал я, что в родном доме, в столе сестры, найду такое барахло. Умнее я тебя считал, Наталья.
— Будет, Андрей, — примиряюще сказала мать. — Их, добрых-то пластинок, поди, и не найдешь теперь. Одни эти буги-вуги к нам привозят.
— Между прочим, у твоего белоголового ухажера, Наталья, слышал я самолично в магнитофонной записи совсем не то, что лежит в твоем столе. Значит, не одной мякиной у вас тут торгуют.
— Ты все сказал? — спросила сестра.
— На первый раз, пожалуй.
— А второго раза не будет. Нашелся эстет керосиновый! Своих солдат учи, а я тебя слушать не обязана. Читай вон своей Варваре лекции о музыке, если такой образованный. И наряжай ее в свои сарафаны, голубые с цветочками, Я ношу, что мне нравится. Понял? И ухажеров мне не пристегивай — вон и за твоей Варькой тоже ходят!
— Чего это ты к нему с Варварой пристаешь? — Мать вопросительно посмотрела на сына.
— Ха, пристаю! Кто еще к кому пристает! Он же ей предложение сделал, в первый вечер. Эстет! Думает, если голубые петлицы носит, так он уж сам бог и каждая ему готова на шею броситься. Дурак, грубиян! — Сестра неожиданно всхлипнула: — Ждали его, ждали, а он, едва приехал, гадостей наговорил из-за каких-то несчастных штанов и пластинок... Грубиян!
Андрей, бывало, и прежде песочил сестру за излишнее пристрастие к моде, но сегодня явно переборщил. И с чего сорвался? Что Варя выросла — заметил сразу, а сестру посчитал за девятиклассницу... Хотел попросить прощения, приласкать, но она оттолкнула его руку, выскочила в прихожую и налетела на брата Ивана.
— Вот такие мы, нонешние, — смеялся тот. — Брат с сестрой после трех лет разлуки едва встретились — уже возникают проблемы психологической совместимости. А кабы вас, как в старые добрые времена, в одну хату со снохами, зятьями, шурьями, деверьями и прочей живностью, а?.. Ну, здравствуй, что ли, братка...
Как ни осторожничал Андрей, одеваясь на рассвете, мать вдруг спросила:
— Куда ты в такую рань, сынок?
— В город, мама, вернусь на вечернем.
Она ничего не сказала. На крылечке догнал Иван, протянул ключ.
— Зачем это?
— Вдруг заночуешь, а с гостиницами летом туго. Бери-бери, адрес ты знаешь. Хозяйки сейчас нет дома, сам будешь хозяином.