В горах долго светает

— Ты сам лжешь, черный скорпион! — Азис вскочил на ноги. — Неужто по воле аллаха Кара-хан нападает на мирные кишлаки во время намаза и убивает безоружных людей? Неужели аллах велел отрезать язык учителю, который держал в руках коран и напомнил заповеди пророка? Кара-хан сам присвоил себе право отнимать жизнь у неугодных ему людей — так кто он такой? Вероотступник, оборотень, сосущий кровь людей и не способный насытиться ею! Не слушайте оборотня и его сторожевых псов, сложите оружие, спасите этих несчастных женщин, и вы будете прощены народом! Революционное правительство, командование нашей армии никогда не изменяют своему слову!

Старший из отряда помещиков выдернул из-за пояса кинжал, двинулся на Азиса.

— Я вырежу и твой язык, щенок, если ты скажешь еще слово против вождя!

— Вырезай! — Азис шагнул навстречу, сунув руку за пазуху. — И подари свою жизнь оборотню, который бросил вас всех, спасая свою драгоценную шкуру, — ведь ему это не впервые делать.

Басмач замахнулся, однако не слишком уверенно, явно смущенный последними словами пленника. Мулла сказал:

— Оставь его, Садек. Рано убивать этого отступника веры, Кара-хан разгневается.

Азис хрипло засмеялся:

— Мусульмане! Почему вы так слепы и покорны оборотню? Вы же не боитесь смерти, а перед господином дрожите, как робкие пищухи перед шакалом. Я тоже был таким, и тогда Кара-хан казался мне могущественным и великим. Но в тот день, когда я отбросил рабский страх, меня как будто разбудили от дурного сна. Я открыл глаза и увидел, что Кара-хан — мелкий ядовитый паук, сумевший оплести многих людей коварством, подлостью и угрозами. Ступайте же за пауком, поймайте его, если он еще не сбежал...

— Молчи! — прервал мулла. — Не навлекай на себя небесного гнева, ибо сказал пророк Магомет: гордых и высокомерных не любит господь.

— Вы только одно знаете: молчи да пониже сгибай шею, чтобы разным кара-ханам удобнее было ездить на нас верхом да сосать нашу кровь паучьими ртами. Вот они, многие тут, домолчались до кровавых преступлений перед народом и до этой Тропы шайтана, где их перестреляют, как зайцев, пока они будут спасать хозяина.

Азис окинул взглядом угрюмые фигуры душманов, махнул рукой и опустился на камень. Над ущельем снова возник железный гул вертолета. Насторожились басмачи, встрепенулись заложники, Азис улыбнулся и отыскал взглядом Солею. Она ответила быстрой измученной улыбкой, и затрепетало сердце бесстрашного юноши. Этой девушке он обязан был сейчас своей дерзостью и красноречием. И — победой. Его не убили, его даже не ударили, его выслушали. Наставник Азиса, политработник местного отряда царандоя, сказал однажды: «Слово, которое люди запомнят, подобно плодовитому семени. А самые долговечные слова те, что сказаны перед смертью. Воинам революции надо всегда помнить об этом, ведь многим из нас предстоит умереть от руки врагов. Слово летит дальше пули. Успейте сказать его людям хотя бы за миг до выстрела. Сказанное, оно уже неистребимо». Он, Азис, говорил, глядя в лицо смерти, а это запоминается...

Вертолет появился из-за поворота почти на высоте тропы. Летел медленно, чуть наклонясь вперед, словно пахал ущелье, и скалы дрожали от сдержанной мощи его винтов. Но вот гул резко снизился, и знакомый голос, как гром, обрушился на тропу:

— Вы не подняли двух белых флагов, но ваше положение все равно безнадежно. Предупреждаю: рядом, в долине, стоят боевые вертолеты афганской армии. В случае вооруженного сопротивления они применят против банды все виды бортового оружия.