В горах Памира и Тянь-Шаня

Ночью в последнем лагере было неспокойно: среди ночи несколько раз начинали биться и тревожиться кони. Собаки наши, Контрабандист и Лис, исходили лаем, но не кидались в преследование, а лаяли возле самых палаток. Я несколько раз вылезал из спального мешка, Мумеджан тоже, и мы подолгу стояли, вглядываясь в темноту. Но ночь была безлунная, тянул ветер, шелестела листва, и услышать или увидеть что-нибудь было совершенно невозможно. Во всяком случае ясно было, что причина беспокойства находится где-то внизу по течению Каинды, то есть в той стороне, куда нам надо было идти утром. В ту сторону косились лошади, в ту сторону лаяли собаки.

Утром, позавтракав, я предоставил Мумеджану и Надиру вьючиться и пошел вперед. Перешел через Каинды, поднялся на склон и, пройдя вперед километра два-три, сел на склоне и стал описывать растительность.

Вскоре на тропе, петлявшей по противоположному склону реки, показался наш караван. Впереди ехал Надир со своим мултуком на спине. Он вел в поводу первую вьючную лошадь, к хвосту которой была привязана вторая, дальше — третья, и в конце связки шла моя Кульджа. Мумеджан ехал сзади.

Когда караван был почти напротив меня, что-то случилось. Из-за шума воды и дальности расстояния я не понял, что происходит. Я только увидел, как караван сбился в кучу на узкой тропе и как лошади пятятся, а Надир сбросил свой мултук и приготовился к обороне. И показалось мне, будто что-то темное, большое мелькнуло в кустах, кто-то, как темный шар, покатился перед нашим караваном по кустарникам вниз по долине. Кому-то мы, видимо, помешали пройти вверх по тропе, прогнали вниз, в долину. Но кому?

Когда час спустя я нагнал караван, он едва двигался.

— Что случилось? — спросил я у Мумеджана. И в ответ услышал его обычную фразу:

— Джюда (очень) интэрэсный слючай! Лошадь не идет, боится…

Тогда я, как лучше других вооруженный, снял со спины ружье и двинулся впереди каравана.

Долина Каинды удивительно красива в нижнем течении. Это единственная памирская долина, у которой не только дно, но местами и нижняя часть склонов покрыта березовыми и арчовыми лесами. Не только вдоль берега реки идет густая полоса ивняка и березняка, но рощи арчи и березы заходят и на северные крутые склоны. Здесь чередуются пятна арчи, кустарников, лугов и степей. Но растительность богата, пока долина узка и склоны ее круты, в нижней же части долины, где она расширяется, по дну появляются галечники, а по склонам гор — скалы, осыпи и сухие пустыни с ваханской полынью.

Только к вечеру подошли мы к Саукдаре, через которую нам нужно было переправиться, чтобы попасть в Алтынмазар.

В этот вечерний час Саукдара имела вид поистине устрашающий. До того места, где нам нужно было переправляться, она течет в узкой долине, принимая в себя воды нескольких ледников Заалайского хребта и наращивая свою мощь с каждым пройденным километром, с каждым принятым притоком. Разросшись и заматерев, выскакивает она на галечники ледника Федченко, как струя из брандспойта, как курьерский поезд из туннеля.

Широкая и в то же время довольно глубокая, она имеет здесь настолько бешеное течение, что в середине, где поглубже, река идет как бы горбом, гребнем. В середине она не менее чем на полметра выше, чем у краев, где помельче. Почему это так, я точно не знаю, думаю, что речная струя на больших скоростях идет не прямо, а винтом, перекрученная, как канат. Поэтому такой вал, такой водяной гребень в середине реки можно видеть и на других горных реках Памира.

Мы долго стояли в нерешительности на берегу, потом я слез с седла, сел на камень и переглянулся с Мумеджаном. Мумеджан с сомнением смотрел на реку, и я не услышал сквозь грохот воды, а скорее прочел по его губам традиционное:

— Джюда интэрэсный слючай!

А грохот был поистине пугающий. Мало гула и шипения воды, сквозь него, даже не прислушиваясь, можно было услышать глухие удары и стуки. По дну катилась не галька, не песок, а, перестукиваясь и, видимо, тяжело поворачиваясь, двигались, катились валуны и валунчики. Их не было видно, но при течении такой силы река могла катить камешки и с кулак, и с человеческую голову, и побольше. Ударит с разбегу такой гранитный мячик лошадь по ноге — и все.

И уклон у реки был такой, что я сидя видел, как уже в пяти-шести метрах выше по течению реки уровень воды находится на высоте моих глаз, а за десять — пятнадцать метров — почти на два метра выше. Спасибо еще, что дно здесь было галечниковое, больших камней не было, а то бы совсем нельзя переправляться.