В горе и радости

Я почувствовала себя как масло в микроволновке. У меня не осталось сил быть неприступной и скромной, какой полагалось быть на такой ранней стадии развития отношений.

— Мы сошли с ума? — спросила я. — У меня такое чувство, словно ты не похож ни на одного человека из тех, кого мне довелось встретить, и сегодня я думала о тебе весь день. Я… едва знаю тебя, и все же я скучаю по тебе. Это безумие, верно? Думаю, меня тревожит то, что если мы погрузимся друг в друга с такой быстротой, то мы выгорим. Что-то вроде острой романтической стадии.

— Что-то вроде сверхновой?

— Гмм?

— Это звезда или, вернее, взрыв такой мощности, что он может выделять такое же количество энергии, как и солнце за весь период своего существования. Но это происходит за два месяца, а потом эта звезда умирает.

Я засмеялась.

— Точно, — согласилась я. — Именно это я и имела в виду.

— Что ж, я думаю, что это оправданная тревога. Я не хочу, чтобы наши отношения развивались с такой скоростью, чтобы мы все втоптали в землю. Я не уверен, что это возможно, но лучше действовать осторожно, чем потом пожалеть. — Бен задумался, прожевывая кусок хлеба. Когда он закончил, у него уже был план. — Как тебе такое? Давай дадим срок нашим отношениям… скажем, пять недель. Мы сможем видеться так часто, как нам захочется, но никто не может поднимать ставку. Мы можем заранее договориться, что не будем слишком увлекаться. Давай просто наслаждаться обществом друг друга и не беспокоиться о том, быстро ли это, медленно ли это или еще что-нибудь. И тогда через пять недель мы сможем решить, сумасшедшие мы или нет. Если к концу этого срока мы оба окажемся на одной и той же странице, замечательно. А если мы за пять недель перегорим или окажется, что мы не монтируемся, что ж, мы потратим впустую только пять недель.

Я засмеялась:

— Монтируемся?

— Я не смог подобрать другого слова.

Я все еще смеялась, когда он смотрел на меня, немного смущенный.

— Я могу назвать около десяти подходящих слов, — сказала я и тут же вернулась к предмету нашего разговора. — Ладно. Никакого движения вперед. Никаких рассуждений на тему того, что мы двигаемся слишком быстро. Только наши отношения. Звучит отлично. Никаких сверхновых.

Бен улыбнулся, и мы чокнулись.

— Никаких сверхновых.

С минуту мы молчали, потом я нарушила молчание:

— Мы тратим наши пять недель и ведем себя тихо. Мне нужно знать о тебе больше.

Бен взял еще один кусок хлеба и намазал его маслом. Я обрадовалась тому, что напряженность исчезла. Кажется, разговор стал для него достаточно обыденным, чтобы намазать масло на хлеб. Он откусил кусок.

— Что ты хочешь узнать?

— Твой любимый цвет?

— Об этом тебе не терпится меня спросить?

— Нет.

— Тогда спрашивай о том, что тебе действительно хочется знать.

— О чем угодно?

Бен развел руки в сторону.

— О чем угодно.

— Со сколькими женщинами ты спал?

Он улыбнулся уголком рта, как будто я его поймала.

— С шестнадцатью, — безразлично ответил он. Он не хвастался и не извинялся. Это было больше, чем я ожидала, и на долю секунды я почувствовала ревность. Я ревновала к тому, что были женщины, которые знали его так, как пока не знала я. Эти женщины были в некотором смысле ближе к нему, чем была я.

— А сколько мужчин было у тебя? — спросил он.

— Пятеро.

Он кивнул:

— Следующий вопрос.

— Как ты думаешь, ты уже любил?

Бен откусил еще один кусок хлеба.

— Думаю, да, любил. Честно говоря, это был не слишком хороший опыт для меня. Это не было… Это не было весело, — сказал он так, как будто только что осознал эту проблему.

— Достаточно честно.

— А ты? — спросил он.

— Я поняла принцип. Я не могу задавать те вопросы, на которые не хочу отвечать сама.

— Разве это не справедливо?

— Справедливо. Я любила раньше, еще в колледже. Его звали Брайсон.

— Брайсон?

— Да, но не вини его за такое имя. Он милый парень.

— Где он теперь?

— В Чикаго.

— Ну что ж, хорошо. Милый парень теперь далеко.

Я рассмеялась, и тут официант принес наш заказ. Он поставил перед нами тарелки, предупредив, чтобы мы до них не дотрагивались, так как тарелки горячие. Но я до своей дотронулась. Она не была настолько горячей. Бен посмотрел сначала на мою тарелку, потом на свою.

— Можно мне съесть немного твоей пасты, а я отдам тебе часть своего стейка? — спросил он.

Я наклонила свою тарелку в его сторону.

— Разумеется.

— Кое с чем нам надо разобраться, — сказал Бен, подавшись вперед, чтобы съесть немного моих фузилли.

— Вот как? И с чем же это?

— Ну, если мы не собираемся менять наши отношения в течение следующих пяти недель, начиная с этого момента, то нам, вероятно, следовало бы заранее решить, когда мы переспим.

Он застал меня врасплох, потому что я надеялась спать с ним этой ночью. Но я сделала вид, что ни о чем подобном даже не думала. Я собиралась списать все на напряженность этого момента.

— Что ты предлагаешь? — спросила я.

Бен пожал плечами: