В горе и радости

Я положила палочки на столик и отметила время. Надо было ждать две минуты. Через две минуты мне предстояло узнать, как сложится остаток моей жизни.

Если подумать, то я не могла не быть беременной. Каковы шансы на то, что это не так? Я просто обязана быть в положении. Я неправильно использовала средства контрацепции. Я много раз занималась незащищенным сексом, и ведь это же не могло быть совпадением, что месячные, всегда начинавшиеся вовремя, вдруг задержались? Задержка уже составляла много дней. Это могло значить только одно.

Это значило, что я не одна. Это значило, что Бен со мной. Это значило, что моя жизнь, которую я ощущала пустой и несчастной, теперь становилась тяжелой, но терпимой. Я могла быть матерью-одиночкой. Я могла сама вырастить ребенка. Я могла рассказать этому ребенку все о его отце. О том, что его отец был нежным, добрым, веселым, хорошим человеком. Если это девочка, я смогла бы посоветовать ей искать такого человека, как ее отец. Если мальчик, я смогла бы сказать ему, чтобы он стал таким мужчиной, каким был его отец. Я могла сказать ему, что отец гордился бы им. Если это гей, то я могла посоветовать ему быть таким, как его отец, и найти такого мужчину, как его отец, и это будет самым лучшим из миров. Если девочка вырастет лесбиянкой, ей незачем будет искать такого, как ее отец, но она все равно будет любить его. Она будет знать, что она — продолжение мужчины, который любил бы ее. Она будет знать, что она дитя двух людей, всем сердцем любивших друг друга. Она будет знать, что не стоит довольствоваться чем-то меньшим, чем любовь, которая изменит ее жизнь.

Я могла рассказать ей о том, как мы встретились. Ей захочется об этом узнать. Ребенком она будет снова и снова спрашивать об этом. Ей захочется сохранить в доме его фотографии в рамках. У нее будет его нос или его глаза, и когда я буду меньше всего этого ожидать, она скажет что-то в точности так, как он. Она будет жестикулировать так же, как и он. Бен будет жить в ней, и я больше не буду одна. Я не останусь без него. Он будет рядом. Он не ушел от меня. Ничего не закончено. Моя жизнь не закончена. У нас будет будущее. У нас будет этот ребенок. Я посвящу свою жизнь воспитанию этого дитя, чтобы тело и душа Бена жили в его ребенке.

Я схватила палочки, заранее предвкушая результат, и рухнула на колени.

Я ошиблась.

Никакой беременности не было.

Не важно, сколько палочек использовать, они будут говорить мне одно и то же. Они будут говорить мне, что Бен ушел навсегда и что я осталась одна.

Я просидела на полу в ванной несколько часов. Я не двигалась с места, пока не почувствовала, как из меня потекла кровь.

Я поняла, что это знак того, что мое тело правильно функционирует, что физически я здорова. Но это ощущалось как предательство.

Я позвонила Ане. Сказала, что она мне нужна и что я прошу прощения. Я сказала ей, что, кроме нее, у меня больше ничего не осталось.

Часть вторая

АВГУСТ

Лечит ли время? Может быть, да. Может быть, нет.

Дни стали проходить легче, потому что я следовала по установленному маршруту. Я вернулась на работу. У меня были проекты, занимавшие мои мысли. Мне даже удавалось спать по ночам. В моих снах мы с Беном были вместе. Мы были свободными. Мы были неудержимыми. Мы были такими, какими мы были. По утрам мне становилось больно оттого, что эти сны были такими реальными, но это была знакомая боль. И хотя она ощущалась так, как будто могла убить меня, я знала по предыдущим дням, что этого не случится. Возможно, именно так, постепенно, ко мне частично вернулись силы.

Я уже реже плакала на людях. Я стала человеком, о котором люди, вероятно, говорили: «Она довольно быстро вернулась к жизни». Я им лгала. Я не вернулась к жизни. Я просто научилась изображать жизнь. Я потеряла почти десять фунтов. Это были те самые страшные десять фунтов, о которых в журналах пишут, что от них хочет избавиться каждая женщина. Полагаю, теперь у меня было тело, о котором я всегда мечтала. Но это не принесло мне большой радости.

Я ходила с Аной в разные места, на блошиные рынки и в торговые центры, в рестораны и кафе. Я даже начала позволять ей приглашать в свою квартиру других людей. Людей, которых я давным-давно не видела. Людей, которые встречались с Беном всего лишь несколько раз. Они сжимали мою руку и говорили за бранчем, что они сожалеют. Они говорили, что хотели бы знать его лучше. Я отвечала: «Я тоже». Но они не подозревали, что я имею в виду.

Но, оставшись одна, я сидела на полу в стенном шкафу и нюхала его вещи. Я все еще не могла спать посередине кровати. Его сторона кровати оставалась нетронутой. Если не знать, то вполне можно было подумать, что в моей квартире живут два человека.