Может, еще получится все исправить, уговорить брата присоединиться к ней? Реа думала, что это невозможно, даже не надеялась, но Васа мертв, и, пожалуй, у нее появился шанс?
Времени гадать не было. Лексос шагнул к ней и так крепко схватил за руку, что едва не уронил на землю. Кинжал выпал из пальцев девушки. Брат потащил Рею по тропе к выходу из сада. Шаль зацепилась за стальной розовый куст и слетела с плеч.
– Подожди! – крикнула Реа, но Лексос ее проигнорировал.
Они приближались к двери. Реа сопротивлялась, пыталась вырваться, упиралась. Нет, если он уведет ее отсюда, она все потеряет! По крайней мере, в саду она может на что-то рассчитывать. Она успеет заставить брата передумать еще до того, как прибудут повстанцы из Схорицы, или хотя бы оградит поместье от тех разрушений, которые сама назвала на Стратафому.
Реа не сомневалась, что Лексос ее поймет, и все наладится.
–
– Не смей так меня называть! – рявкнул Лексос и швырнул Рею на землю.
Боль пронзила позвоночник подобно пламени, и Реа отползла назад. Осколки разбитых стеклянных цветов впивались в кожу.
Лексос навис над ней. Темный силуэт маячил перед глазами, на фоне бледного утреннего неба. Белая птица за спиной хозяина взмыла в воздух, окутанная первыми солнечными лучами. Сердце Реи екнуло. Она никогда не боялась Лексоса, но прежде он и не смотрел на нее так, словно на муравья, который заполз в его тарелку с завтраком.
– Прости, – пролепетала Реа.
Это слово всегда много значило для детей Аргиросов. Васа перед ними не извинялся, поэтому они часто просили прощения друг у друга и высоко ценили проявленную искренность. Но Лексос не впечатлился.
– Конечно, ты должна чувствовать себя виноватой, – сказал он и наклонился, положив ладонь на ногу сестры. Жест мог показаться дружелюбным, но Лексос настолько крепко сжал пальцы, что можно было не сомневаться: останется синяк. – Реа, я не могу тебе позволить выбрать этот путь.
– Пойдем со мной, – предложила Реа, но он покачал головой.
– Нет ничего дороже семьи, – ответил Лексос, и темные пряди упали на его лоб. – Я уберегу ее и все, чего мы добились.
– Но какой ценой? – Реа приподнялась и обхватила его лицо ладонями, посмотрела на ровный нос, глаза с опущенными уголками. – Какой смысл хранить верность, если не останется никого, кому ты был предан?
Лексос промолчал. Он смотрел на сестру безо всякого выражения, однако в его глазах читалась твердая решимость. Реа часто видела брата таким. Он упрям и кардинально поменяет жизнь сестры без ее согласия и ведома.
– Прощай,
Пару мгновений она не шевелилась, боясь нарушить тишину перед бурей. Возможно, он действительно готов ее отпустить?
Реа искренне верила, что брат ее простит и даст ей уйти, однако Лексос начал зачитывать погребальную молитву, древнюю, на святом тизакском, – ту самую, что девушка слышала вечерами от отца.
–
Тизакский стратагиози вытягивал жизнь из человеческого тела. Васа говорил, молитву нельзя использовать подобно стреле, направленной в чужое сердце, но сейчас Лексос, занявший пост ценой убийства, пытался уничтожить Рею словами.
–
Бесполезно. Он продолжал читать молитву, подражая примеру Васы, зажмурившись, чтобы не смотреть на сестру.
–
– Ничего не получится, – сказала Реа, сжимая в пальцах его запятнанную кровью рубашку. – Не сработает, Лексос.
Девушка подняла взгляд и увидела безумный блеск в глазах брата, тот же самый, что и в тот день, когда они пытались сбежать из дома, оседлав лошадь. Он добьется того, чего не сумел сделать Васа. Матагиос прогнется под волю Лексоса, как и мир вокруг.
Реа чувствовала, как в груди нарастает паника. Дыхание вновь участилось, а потом все стало каким-то незначительным, и душу окутало мерцающее спокойствие, зыбкое, как падающий снег. Реа была уверена, что скоро умрет. Уже нет смысла сопротивляться.
Реа прежде не видела, чтобы человека вот так убивали. Не знала, что бывает, когда погребальная молитва Васы извлекает искру жизни из плоти, словно яд из раны. Не представляла, испытает ли она боль. Девушка посмотрела на свои ладони, осторожно согнула пальцы. Пока ничего не происходило, но лицо Лексоса мучительно перекосилось, и он задрожал.
Это было вовсе не обязательно, но Реа понимала: брат старается подарить ей мирную смерть. Не вонзить кинжал меж ребер, а проявить милость. Она сделала бы для него то же самое, будь у нее возможность. Так они выражали любовь.
–