В гранитных ладонях

– В Москве говорят «палатка», – пояснил Женя. – Это мне здесь коллектив подарил эту кружку. Я же сам не питерский. Я из Воронежа приехал.

– Из Воронежа? Это ведь не так далеко от Москвы? – засомневалась Ася. Ей было неловко сознаваться, что она не совсем точно себе представляет, где это.

– Ну, так сложилось, что я тут учился, – стал объяснять Женя. – Я ведь художником хотел стать с детства. В художку ходил – очень нравилось. Даже на конкурсах каких-то побеждал. Но когда школу закончил, родители сказали: рисовать – пожалуйста, но только в свободное от работы время. Настояли, чтобы я пошел какую-нибудь нормальную профессию осваивать. Ну, я год-другой помаялся с этим… с освоением нормального. Потом вылетел с учёбы, загремел в армию. А когда вернулся, решил: всё! Жизнь-то моя, правильно?

– Правильно, – поддержала Ася, пытаясь соотнести Женьку с чем-то вроде строевой подготовки. Он сидел напротив: волосы завязаны в хвост, в мятой расстёгнутой клетчатой рубахе поверх футболки с картинкой из «Симпсонов», ноги в затертых джинсах вытянуты на пол кухни.

– Ну и вот, я приехал в Питер и поступил в Муху. До Москвы было, конечно, ближе, но там поступить, говорят, сложнее. И потом я Питер люблю. А кружка… – вдруг вспомнил он. – Кружку мне подарили, чтобы воспитывать меня в питерском духе. Я же раньше так гэкал, что все думали, будто я с Украины. Теперь вот почти переучился.

– Да, я даже не заметила, – подтвердила Ася, но про себя подумала, что для петербуржца он всё ещё слишком акает.

До обеденного перерыва они пили кофе раза три. Потом всем коллективом обедали. Директор Юрий Николаевич бегал где-то по делам издательства, и Ася заподозрила, что когда он бывал на месте, обеды и перекусы не затягивались здесь так надолго. Но зато ко второй половине дня Женька и Ася общались уже чуть ли не как близкие друзья. Хотя, нет, не совсем как друзья. В самом конце рабочего дня, когда нужно было отсоединить флешку, они оба потянулись за ней, и получилось так, что Женька накрыл Асину руку своей мягкой тёплой ладонью. При этом он ужасно засмущался, смахнул со стола стопку бумаг и стал страшно извиняться. Ася помогла ему привести стол в порядок и предложила вместе дойти до метро. Просто нужно было заполнить повисшее в какой-то момент неловкое молчание, а ничего другого в голову не пришло. Женька вопросительно посмотрел на неё и, кажется, опять собрался смутиться, но удержался.

Они вышли в переулок, который одним концом упирался в Мойку, а другим, через Миллионную, тянулся к Неве. Неловко приноравливаясь к походке друг друга, пошли к Мойке. На мосту Женька вдруг без предисловий сознался:

– Знаешь, меня, когда я только сюда приехал, дразнили смолянкой.

– Почему? – не поняла Ася.

– Ну, во-первых, у меня фамилия Смолин. А во-вторых, смолянки – это были вроде как благородные, очень приличные и воспитанные девицы, которые учились в Смольном институте. И вот когда я приехал в Питер, я был, как смолянка: не пил, не курил, по девушкам не бегал, по ночам не гулял.

– А теперь, значит, ты всему этому научился? – смеясь, спросила Ася.

– Ну, как тебе сказать… Это я к тому, что меня можно легко смутить. Но это ничего не значит. И не надо этим пользоваться.

Ася обещала не пользоваться Жениным смущением, хотя и не поняла, как и для чего она бы могла это сделать.

–По Конюшенной или через Капеллу? Как пойдём? – спросил Женька, когда тема смущения была закрыта.

– Не знаю. Как хочешь. Ты здесь чаще ходишь.

– Тогда через дворы Капеллы. Меня там прикалывает ходить, потому что туда нельзя войти, если ходишь по гугл-карте. Тайная тропа. На просмотре улиц гугл не видит, что там сквозной проход есть на Конюшенную.

– А как у вас, в Воронеже говорят «гугл», если вы гэкаете? – не смогла удержаться и спросила Ася, за что получила шутливый удар мягким кулаком в плечо. Перешли мост, и Женя снова поставил Асю перед выбором: по какой стороне набережной идти – вдоль домов или вдоль воды. Не понятно было, то ли он хочет быть галантным кавалером, то ли это просто от нерешительности. Асе хотелось идти по солнечной стороне, и поэтому она выбрала вдоль воды. И тут же об этом пожалела: испугалась, что снова смутит Женю: набережная была узкая и вежливая дистанция между ними сократилась. Теперь, чтобы не стеснять его, она шла вплотную к узорной чугунной ограде и смотрела на весёлые прогулочные катера и особняки на том берегу Мойки. Скоро впереди показался купол Исаакия. Они постояли, посмотрели, как неуклюже разворачивается и заползает под низкий мост, пытаясь заплыть в Зимнюю канавку, большое прогулочное судно. Туристы, сидевшие на открытой палубе, стали махать им, Женька радостно замахал в ответ, а Ася не стала, просто стояла и улыбалась. Глядя на них, она думала, что им всё равно не увидеть город таким, каким видят его местные жители. Для туристов всё это – как рекламная яркая обложка. А местные живут там, внутри этой книги, проживают страницу за страницей.