В грозный час

— А Винокурова? Бумагу получила, что пропал без, вести. А как это — пропал? — спрашивает третья. — Должен же он где-то быть?

От этих вопросов щемило сердце. Так и подмывало сказать всем этим людям: «Эх, родные вы наши! Дорогие матери и сестры, жены и невесты! Многих, очень многих бойцов довелось мне видеть: встречал их и на пологих холмах под Лепелем, и в смоленских лесах, и на Соловьевской переправе, и на плацдарме под Ратчино; воевал вместе у Крутиц и на поле Бородинском, сидел в окопах у Звенигорода и в заснеженных перелесках под Вязьмой. Были среди них и Румянцевы, и Белоусовы, и Винокуровы. Были Ивановы и Горюновы. Были живые и павшие. Многих сам хоронил, отдавал им последние почести. Кто они были? Ваши отцы и мужья, сыновья и братья — герои, самой жизни не пожалевшие ради вашей свободы, вашего счастья, вашего будущего».

Вернулся в вагон и долго не мог успокоиться, не скоро рассосалась на сердце горечь. Подсел к окну и словно прирос к нему. Смотрю и смотрю, не отрываясь ни на минуту. И наша страдающая, горем терзаемая земля открылась кне другой стороной. Вот миновали небольшую станцию. И тут же отвернула от магистрали необкатанная, еще совершенно новенькая железнодорожная ветка. Нырнула в лесок. А там над деревьями видны кирпичные и металлические трубы, попыхивающие дымом. Значит, еще один новый завод встал…

— Нет, не одолеть фашистам силищи такой! — говорит, кивнув головой за окно, аккуратно одетый пожилой мужчина.

Как тут же выяснилось из разговора, мой сосед имеет прямое отношение к одному из оборонных заводов где-то под Ташкентом. А вот сейчас он ездил в командировку на Урал и в Сибирь, побывал в Москве. Теперь возвращается на завод.

— Где я только не был! — продолжил он рассказ. — В Красноярске, Новосибирске, Свердловске увидел, какую богатырскую мощь мы набираем. И твердо верю: мы победим!

В тот июльский день 1942 года я, конечно, не мог точно представить, какой огромный вклад внесут в победу восточные районы нашей страны. Об этом мне станет известно лишь после войны. Узнаю о том, что только в течение первых пяти месяцев войны в восточные районы страны было перебазировано 1523 промышленных предприятия. Из них 667 разместились на Урале, 322 — в Сибири, 308 — в Казахстане и Средней Азии. А в целом за годы войны только Сибирь приняла и разместила на своей территории не менее 400 промышленных предприятий, много строительных и других трестов, более миллиона эвакуированных, десятки крупных научных, учебных и культурных учреждений.

…Чем дальше на юг, тем больше чувствуется разгар уборочной. Рядом с железнодорожной магистралью идут и идут по грунтовым дорогам обозы с зерном. Потемневшие от пота волы неторопливо, покачивая литыми рогами, тянут тяжело груженные возы. Некрупные лошадки трусцой катят ходки с мешками зерна. Лишь изредка появляются грузовики. И это ясно: техника отдана фронту. На возах сидят женщины, ребятишки, старики. Над первыми повозками — алые полотнища: «Все — для фронта, все — для победы!», «Хлеб — фронту!».

Смотрю на эти лозунги и ловлю себя на мысли: «Да, тыл неустанно борется, трудится днем и ночью, кует будущую победу. И тебе, комиссар, даже ради того, чтобы увидеть это, стоило ехать сюда. Вернешься на фронт, расскажешь о том, что видел здесь».

Ташкент встретил белесым от жары небом, подступившей к самому вокзалу буйной, но сильно запыленной зеленью. Чувствовалось, что здесь давно не было дождя. Раскаленное солнце плавило даже асфальт, и он податливо оседал под каблуками сапог.

Перрон оказался запруженным людьми. Еще со ступенек прикинув, где выход в город, решаю пробиваться к нему вдоль вагонов. Есть хоть какая-то иллюзия тени. Да и народу поменьше.

До расположения курсов добирался недолго. Ничего внешне примечательного они собой не представляли. Под высокими тополями стояло небольшое здание. Раньше, как оказалось, здесь размещался Институт механизации и ирригации сельского хозяйства. Рядом — дюжина палаток в саду. В них и жили приезжающие на учебу. Если учесть, что в Ташкенте тепло девять-десять месяцев в году, то станет ясно, что проблему жилья для слушателей курсов академия решила довольно легко.

Вскоре начались занятия. Они шли днем, а подчас и ночью. Мы изучали только что вышедшие боевые уставы, учитывающие опыт войны, решали на картах тактические задачи, слушали лекции по истории партии, другим общественным, а также военным и прикладным дисциплинам.

Вождение танков и огневую подготовку проходили в учебном центре академии, который размещался от города довольно далеко, и ездить туда приходилось на машинах. Здесь было немало танков самых различных типов, но главным образом — тридцатьчетверки и КВ. Перед нами была поставлена задача назубок изучить устройство танка, освоить его вождение, по стрельбе из танкового оружия выйти на уровень выпускников полковых школ. И это было правильно. Разве можно стать настоящим политработником, если слово свое не способен подкрепить делом? Конечно же нет.