Читаем В изгнании полностью

Ничто не нарушало нашего спокойного плавания. На борту нас никто не знал – мы путешествовали под именем графа и графини Эльстон, чтобы нас оставили в покое. Это был эфемерный покой, продлившийся не дольше самого путешествия. Едва мы прибыли в Нью-Йорк, как «Беренгарию» осадила туча репортеров, приплывших на катере вместе с лоцманом. Было 8 часов утра, и мы только что проснулись. Внезапно яростные и настойчивые удары сотрясли нашу дверь. Кто никогда не имел дела с американскими репортерами, не сможет представить себе этого бедствия. Они засели перед нашей каютой, заняли весь коридор, где подняли адский шум. Мне пришлось позвонить стюарду. Я попросил его оградить нас от этой толпы и хоть немного их унять, чтобы у нас было время хотя бы одеться.

Выйдя в кают-компанию, мы подумали, что настал наш последний час. Их было с полсотни, они толпились вокруг нас, липли как мухи и говорили все одновременно. Я утихомирил их, приказав подать шампанское, и обстановка вскоре стала самой сердечной. Но тут прозвучало сообщение, что американские власти не разрешили мне сойти на берег, ибо законы этой страны воспрещают въезд убийцам… Пришлось вести долгие переговоры, чтобы убедить почтенных чиновников, что я не профессионал.

Наконец все устроилось, но лишь в отношении наших личностей: едва высадившись, мы узнали, что все наши драгоценности и собрание безделушек конфискованы таможней! Наше первое столкновение с Новым Светом было весьма обескураживающим.

Миссис В.К. Вандербильт, приехавшая встречать нас, повезла нас к себе завтракать и затем в отель, где нам были приготовлены комнаты. Явился директор и самым серьезным и проникновенным тоном сообщил, что все меры предосторожности приняты – полиция нас охраняет, а специальный повар, безусловно надежный и проверенный человек, готовит нам еду. Я просил его поблагодарить полицию за заботу и заверил, что мы не нуждаемся в охране подобного рода.

Первым впечатлением от Нью-Йорка стало ощущение, что мне все абсолютно чуждо в этом городе, так не похожем на то, что я видал до сих пор. Разумеется, я был сразу захвачен, увлечен, заинтересован, как и всякий другой человек, увидевший этот город впервые. Впрочем, я очень быстро понял, что если бы я вынужден был здесь жить, я не смог бы привыкнуть к ритму нью-йоркской жизни. Ничто не противоречит так моему темпераменту, как постоянная суета, царящая в этом городе, где все вечно спешат куда-то и где слишком часто встает вопрос о деньгах.

Эти впечатления не помешали мне и Ирине оценить необычайно радушный прием, оказанный нам. Мы не успевали отвечать на многочисленные приглашения, поступавшие со всех сторон. Ввиду масштабов, которые приняли вскоре наша переписка и число наших посетителей, мне пришлось нанять двух секретарш.

Тем не менее неудачи, казалось, преследовали нас. Какая-то желтая газетенка написала, что драгоценности, привезенные нами, украдены у царской семьи, буквально вынуты из царской короны! В стране, где все делается быстро и где люди особенно жадны на сенсационную информацию, эта клевета распространилась с быстротой молнии, возбуждая подозрения, которые могли существенно затруднить продажу этих «краденых» драгоценностей, если бы даже таможня согласилась вернуть их нам.

Пока власти обсуждали все эти проблемы, гостеприимный дух американцев не иссякал, и приглашения сыпались на нас градом.

Особенно нам запомнился прием, данный в честь Ирины. Мы вошли в роскошный дом и поднялись по парадной лестнице из белого мрамора, наверху которой хозяйка дома приняла нас со всем почетом, каковой соответствовал в ее глазах ситуации. Она провела нас в бальный зал, где все присутствующие стояли полукругом, как на официальном приеме.

Ирина, которую охватила паника под взглядами столь многочисленного собрания, шепнула мне, что сейчас же уедет. Я знал свою жену и не сомневался, что она и в самом деле способна на такой демарш. Но хозяйка предотвратила катастрофу, которой я опасался, и сделала это самым неожиданным образом.

Выйдя на середину зала, она указала на нас величественным жестом и громко объявила: «Князь и княгиня Распутины!»

Все застыли в немом изумлении. Мы были ужасно смущены, больше даже за хозяйку, чем за себя самих. Но в столь неловкой ситуации была и своя комическая сторона, преобладавшая надо всем остальным.

На следующий день об этом казусе написали все газеты, и весь город потешался.

Мы вскоре стали столь же популярны, как кинозвезды или слон в зоопарке.

Однажды вечером юная американка бегом пересекла зал, где мы были на каком-то очередном приеме, и, усевшись возле Ирины, ткнула пальцем ей в колено: «Я впервые вижу НАСТОЯЩУЮ принцессу королевской крови! – воскликнула она, – Позвольте мне к вам прикоснуться!»

В другой раз мне написала неизвестная дама, прося принять ее секретаря, который придет поговорить со мной о деле частного характера. Секретарь явился и тут же без лишних предисловий сказал:

– Моя хозяйка хотела бы иметь от вас ребенка и спрашивает, каковы будут ваши условия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза