В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Начинается развитие баскской темы. Миммо говорит о важности железных (Ferro) рудников для экономики этого региона, об особенностях взрывоопасного характера басков — один из них недавно женился на его любимой кузине. Он очень интересуется их языком, не принадлежащим ни к одной известной языковой семье. Потом он говорит о бомбах, о необходимости дать баскам независимость, об угнетении баскской культуры... На последующих сеансах Миммо заговорил о фильмах, об американских бизонах, о диких животных, увиденных им во время недавнего путешествия в Африку, где его отец неожиданно запустил проект импорта-экспорта; он не обошел вниманием даже проблемы албанцев.

Коротко рассмотрим персонажей: сначала они были «произведением» моей психики, вполне вероятно, на основе проективных идентификаций Миммо: Дикарь, Убийца, а потом из его коммуникативных отыгрываний — Баск. Следовательно, отгороженные и спящие зоны его психики стали поддаваться осмыслению и трансформации.

Очевидно, что в течение долгого времени, прежде чем появиться на поле вместе с последовавшими за ними эмоциями, эти рассказы прятались там, где пациент укрывал их (Испания, Африка, Албания). Оказавшись в поле, они попали в наши отношения и, в конце концов, в личную историю.

Подобные случаи ставят, как мне кажется, две проблемы: проводимость поля относительно проективных идентификаций пациента — как можно больше коммуникаций пациента должно быть воспринято аналитиком. И не менее важный вопрос — проблема границ интерпретативной гипотезы.

Иными словами, Баска, Африканца и т. д. нужно уловить, воспринять, так как истории и рассказы отражают эмоциональную истину пациента и его историю; это проективные идентификации и эмоции пациента — только они и отражаются в рассказе.

Важно отметить, что если ничего подобного не происходит, пациент тут же подает об этом сигнал, как в случае с Розой (см. ниже). Но правильное слушание позволяет уловить все сигналы текста, проявляющиеся в самом тексте пациента, контрпереносе аналитика или в каком-либо другом месте поля.

Мне бы хотелось еще раз подчеркнуть, что родившихся на сеансе персонажей, рассказы, воспоминания и рисунки можно рассматривать как «синтез функционирования» пары в данный момент времени, они постоянно меняются и трансформируются, отражая взаимодействие участников диалога и качество этого взаимодействия (Ferro, 1993а; Cancrini-Giordo, 1995).

Сцепление «избранных фактов» и сигналы текста

Чтобы соткать повествование, приходится постоянно пренебрегать совокупностью потенциальных историй и давать возможность оформляться и развиваться наиболее значимым, превалирующим.

Под наиболее значимыми и превалирующими историями я подразумеваю те из них, которые, рождаясь из переноса и -элементов поля, максимально активизируют нарративную трансформацию (Соrrао, 1991). По сути, это «горная цепь» следующих друг за другом нарративных вершин (или последовательное взаимодействие «избранных фактов», Bion, 1965), способствующих построению рассказа.

Еще Дидро в своем «Жаке-фаталисте и его хозяине» использовал этот прием. Есть множество возможных историй, но от большинства из них приходится отказываться, чтобы история в целом могла развиваться последовательно и связно.

Интересно поразмыслить над тем, что к некоторым из «возможных миров» (Ferro, 1993d) открывается доступ только при дисфункции поля (эти миры мы называем негативными терапевтическими реакциями, психотическим переносом, тупиками и т. д.). Активация данных миров отражает состояния поля, они рассказывают в основном об ошибках, блокировках или же глубоких разрывах коммуникации (Nissim, 1984; Robutti, 1992b; Barale, Ferro, 1992).

Другие миры оказываются недоступными, подобно «тропам, ведущим в никуда» Кассолы, из-за работы защитных механизмов пары, сопротивлений. А порой, даже если все в порядке, они оказываются менее значимыми для трансформации по сравнению с последовательными цепочками «избранных фактов» (Bion, 1965).

Эта концепция в нарратологии называется «наркотизацией» (усыплением) и означает ограничение экспансии (n) возможных миров.

Кроме того, эмоционально-лингвистический текст пациента способен сигнализировать об «отклонениях от курса» и о потере «трансформативного богатства» благодаря тому, что в любом пространстве-времени поля (сновидение пациента, сновидение контрпереноса, рассказ пациента, образы аналитика, отыгрывание вовне и внутрь и т. д.) могут появляться скопления невоспринятых и нетрансформированных -элементов, тревог или протоэмоциональных состояний, которые обязательно должны быть восприняты и трансформированы по направлению: ->.