В клетке. Вирус. Напролом

И в конечном итоге это сработало. Первые нейронные сети появились благодаря тому, что исследования по выявлению мозговой активности с помощью магнитно-резонансных томографов и других внешних устройств на базе Стэнфордского университета объединили с исследованиями по глубинной физической стимуляции мозга, проводимыми в Кливлендской клинике одним специалистом из «Дженерал электрик». Если бы они не имели возможности видеть разработки друг друга, им бы самим пришлось «изобретать колесо». А так осталось только воспользоваться тем, до чего уже додумались другие.

Хенг Чанг, разработчик нейронной сети, «Дженерал электрик»:

Еще до появления синдрома Хаден в области нейровизуализации была проделана значительная работа с использованием МРТ и другого подобного оборудования, позволяющего записывать и регистрировать, когда и как передаются мысли, и отображать, как мозг реагирует на внешние раздражители. Сначала для того, чтобы пациенты на третьей стадии синдрома Хаден могли хоть как-то общаться, им на голову устанавливали специальные датчики, и мы с неимоверным трудом собирали по крохам их мысли, иногда просто перебирая алфавит и прося их думать «да», когда выпадет нужная буква. Это был очень трудоемкий процесс, и никто не стал бы повторять его с миллионами заболевших.

Когда «Дженерал электрик» начала вести разработки по синдрому Хаден, мы получили доступ к общей базе данных, и, просматривая ее, я наткнулся на описание опытов в Кливлендской клинике, где они создали сверхчувствительные волокна, работающие как антенны, которые могли отследить приближение припадка у больных эпилепсией, с тем чтобы потом можно было купировать его еще до начала с помощью глубокой стимуляции мозга. Я подумал, что было бы круто использовать такие волокна не только как приемники, но и как передатчики. С их помощью можно было бы отправлять информацию извне напрямую в мозг и таким же образом передавать мысли наружу. Тогда я не стал в это вникать, так как был очень загружен другим проектом, не имеющим ничего общего с экспериментами клиники.

Но, вероятно, где-то в подсознании эта мысль не отпускала меня, потому что примерно через неделю я вдруг проснулся посреди ночи с четким представлением, как будет выглядеть нейронная сеть. У меня было такое чувство, словно эту идею кто-то загрузил мне прямо в мозг. От неожиданности я резко сел в кровати и громко заорал – не «Эврика!», нет, просто вопил что-то нечленораздельное. И, как оказалось, совершенно напрасно, потому что моя кошка, которая спала у меня на груди, так перепугалась, что вцепилась в меня когтями, прежде чем спрыгнуть с кровати. Тогда я встал, вытер кровь с груди и поехал на работу, чтобы немедленно начать моделировать сеть, которая стояла у меня перед глазами. Я побоялся снова лечь в постель, потому что был уверен – озарение наверняка покинет меня, если я это сделаю.

Ида Гарса:

Идея Чанга была просто гениальной, как заверяли меня все специалисты и в нашем министерстве, и вне его. Поэтому мы поняли, в каком направлении надо двигаться, причем быстро. А вот чего мы не поняли, так это размера предстоящих расходов. Есть старая шутка: «Быстро, дешево, качественно – выбери два». То есть нельзя получить три параметра одновременно. Мы выбрали «быстро» и «качественно». Мы не рассчитывали, что будет еще и дешево. Так и оказалось.

Хенг Чанг:

Спустя несколько лет мне рассказали, что за время, которое ушло на получение первой, полностью функционирующей нейронной сети, мы вбухали порядка сотни миллиардов долларов на ее разработку, испытания и производство. Сумма для меня в буквальном смысле невообразимая. Я вообще никогда не видел больше, чем получал в «Дженерал электрик». Зато я попал на обложку «Таймс» и стал финалистом в «Персоне года», чем моя мама очень гордилась.

Ирвинг Беннет:

Итак, Чанг и его помощники разработали нейронную сеть, но оставалась одна большая проблема с ее испытанием. Они могли моделировать сети на суперкомпьютерах, которые создавали окружающую среду, внешне напоминающую человеческий мозг, и эти модели устраивали их процентов на восемьдесят пять – девяносто. Но в конце концов, если хочешь понять, будут ли они работать, надо поместить их в настоящий мозг.

Причем это обязательно должен был быть человеческий мозг – по двум причинам. Во-первых, потому, что мозг животного недостаточно сложен, а во-вторых, животное не смогло бы сказать вам, работает ли сеть. Кроме того, главная ловушка состояла в том, что во время стадии менингита вирус настолько изменил структуру и работу мозга хаденов, что в природе просто не существовало подходящих для опытов аналогов.